АФАНАСЬЕВ Г.П.
СУБСТАНЦИАЛИЗМ
ЗАКОН СТОИМОСТИ
СУБСТАНЦИАЛИЗМ - НАУЧНОЕ ОСНОВАНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ
1998
Афанасьев Г.П. Субстанциализм. Закон стоимости. Субстанциализм – научное основание цивилизации. – 1998, 161 с.
На основе нового научного мировоззрения и идеологии Субстанциализм разработана новая субстанциальная теория стоимости, которая, благодаря открытию новой субстанции стоимости - полезности труда, вместо количества труда или субъективной ценности блага, упразднила противостояние трудовой теории стоимости и теории полезности и сами эти теории как ошибочные.
Представлены общие теоретические средства, не имеющие альтернативы, раскрывающие новые экономические отношения и отношения собственности в обществе, позволяющие создавать математические модели любых экономических явлений общественного производства и применять их для решения практических задач с высшей эффективностью.
Представлены также решения ряда других вопросов, касающихся кризиса мировоззрения и идеологии общества, пути выхода из него, построения государственной власти, проведения интеграции стран в единую политическую и экономическую систему.
Предлагается всем, кто интересуется научным решением всех вопросов устройства и развития человеческого общества, как альтернатива капитализму, социализму и любым другим типам общественного устройства.
Ó Афанасьев Глеб Павлович, 1998
I. ЗАКОН СТОИМОСТИ
1. ВВЕДЕНИЕ
Что является субстанцией стоимости? Вопрос этот возник в глубине веков, а возможно и тысячелетий. Начало его можно безусловно связать с деятельностью мыслителей древней Греции, с моментом уяснения Ксенофонтом (430-355гг. до н. э.) того, что в любом товаре есть две стороны: в смысле потребительной стоимости и меновой стоимости, или с уяснением Платоном (428-348гг. до н. э.) того, что в процессе обмена имеет место приведение к «соразмерности и единообразию несоразмерных и разнообразных товаров» (1,22). Из этого уяснения сама собой следует и необходимость уяснения того, что является основой обмена и соизмерения товаров? Действительно, вскоре Аристотель (384-322гг. до н. э.) вновь акцентирует внимание на вопросе обмена товаров и делает попытку определить основу соизмерения: «как без обмена не было бы взаимоотношений, так без приравнивания - обмена, а без соизмерения - приравнивания». По его мнению, единой мерой товаров является «потребность, которая все связывает вместе». В процессе развития обмена, «словно замена потребности, по общему договору появилась монета». «монета, словно мера, делая вещи соизмеримыми, приравнивает» (1,24).
Как видим, уже с самого начала решения вопроса было обращено внимание на две стороны: какова сущность субстанции стоимости и каково количественное отношение обмениваемых на рынке товаров, получившее много времени спустя название закона стоимости или закона обмена.
Итак, постановка вопроса и его первое решение состоялось. С этого момента начался долгий и трудный путь постижения его истинного решения. Новые попытки, однако, не были непрерывными, они повторились, видимо, лишь в средние века.
Итальянский монах Фома Аквинский (1226-1274) основанием обмена считал равенство пользы обмениваемых вещей (1,36).
Ибн Хальдун (1332-1406), чья жизнь и деятельность связана с арабскими странами Магриба (Северная Африка), считал, что «Во всем приобретаемом и обращаемом в деньги необходимо содержатся человеческие труды». «от количества труда человека, его места среди других трудов и потребности людей в нем зависит стоимость этого труда» (1,34).
Судя по истории экономических учений (1), дальнейшие попытки решения вопроса возобновились в эпоху зарождения капитализма и стали непрерывными практически вплоть до наших дней. Очевидно, такое активное внимание было вызвано тем, что с этого времени те или иные сущности субстанции стоимости стали использоваться как основа для построения теории стоимости и политической экономии общества, определяющей все экономические отношения его субъектов.
Заняв положение исходного понятия теории стоимости и политэкономии, любая новая сущность стоимости не могла остаться надолго без внимания. Став через теорию стоимости практическим руководством и затрагивая тем самым жизненно важные интересы людей, субстанция стоимости сама стала предметом их пристального внимания и критики.
С этого времени стали часто появляться исследователи, имена которых навсегда войдут в историю экономической и научной мысли как исследователей, сумевших преодолеть своими успехами и ошибками множество труднейших участков пути решения вопроса о субстанции стоимости, теории стоимости и политэкономии общества и заложивших основы для окончательного решения рассматриваемого вопроса в целом.
Всех этих исследователей можно разделить на две группы по содержанию субстанции стоимости, которую они применяли и которая превратила их в непримиримых идейных противников. Первая группа разрабатывала трудовую теорию стоимости, вторая полезную теорию стоимости или теорию полезности, в которых в качестве субстанции стоимости применялись соответственно труд и полезность товаров для субъектов, вступивших в обмен. Конечно, формально эти две концепции субстанции стоимости не исчерпывали всех ее концепций, выдвинутых за долгую историю исследований, но по существу они обладают этим качеством. Любые другие известные концепции, достойные научного внимания, предстают как их частные случаи или модификации, не имеющие самостоятельного существования.
Причина столь удивительного разделения теории стоимости и его долгого существования, составившего более 100 лет (1,261), за которое в теории стоимости не появилось ни одной отличной от них концепции, а их противостояние не сдвинулось в сторону истины ни на один шаг, состоит не только в теоретических трудностях.
«В области политической экономии свободное научное исследование встречается не только с теми врагами, с какими оно имеет дело в других областях. Своеобразный характер материала, с которым имеет дело политическая экономия, вызывает на арену борьбы против свободного научного исследования, самые низменные и самые отвратительные страсти человеческой души - фурий частного интереса. Так высокая англиканская церковь скорее простит нападки на 38 из 39 статей ее символа веры, чем на 1/39 ее денежного дохода. В наши дни сам атеизм представляет собой (небольшой грех) по сравнению с критикой традиционных отношений собственности» (3, т.1, 10).
Две теории оказались не просто двумя направлениями поисков истинной теории стоимости, а направлениями, из которых вытекают два противоположных социальных результата в понимании отношений собственности.
Трудовая теория стоимости приводит к выводу, что в капиталистическом обществе существует эксплуатация человека, раскрывает ее картину и дает решение по ее устранению.
Полезная теория стоимости исключает даже саму постановку вопроса о возможности эксплуатации человека и представляет капиталистическое общество обществом гармонии людей.
Благодаря этой особенности, они стали двумя основными практическими идеологиями отношений собственности и общественного устройства, получившими мощную поддержку для борьбы с противостоящей теорией от общественных систем, взявших их на вооружение. Трудовая теория стоимости стала идеологией социализма. Теория полезности стала идеологией капитализма. А средства их защиты стали определяться не критериями достижения истины, а отношением к вопросу эксплуатации, к социальному результату этих теорий.
Мы не будем рассматривать имена и позиции представителей этих двух теорий стоимости, считая, что они имеют значение главным образом для истории экономической мысли. Желающие могут с ними познакомиться по имеющейся в экономической науке литературе. Дальше рассмотрим лишь некоторые точки зрения этих двух учений, которые являются фундаментальными для них, полагая, что только на этом пути, незаслуженно долго остававшимся без внимания научной мысли, может быть преодолено их противостояние и найдена истинная теория стоимости, которая найдет всеобщее признание, каким бы ни оказался вытекающий из нее социальный результат.
Необходимость такого исследования возникла с тех пор, как появились две теории стоимости, содержащие принципиально различные основания и вытекающие из них социальные результаты. Актуальность такого исследования резко возросла, когда обе теории стали практическими идеологиями социализма и капитализма. Еще больше она стала в период холодной войны между идеологиями, когда мир стал на путь гонки вооружений, способной привести к гибели всего человечества. Высшей степени актуальность достигла в последние годы, когда главные идеологи социализма, взявшись его улучшать, вдруг, по собственной инициативе изменили ему: разрушили социалистическую систему общества, ряд социалистических государств и взяли на вооружение идеологию капитализма, не предъявив никаких обоснований в несостоятельности трудовой теории стоимости и превосходстве теории полезности.
Шаг был настолько неожиданным, что мир онемел на некоторое время, прежде чем смог дать оценку произошедшему. Увы, после обретения дара речи, положительных оценок этот шаг не получил даже от представителей противостоящей идеологии. И не удивительно. Идеология - не одежда, которую можно менять по прихоти человека. Это фундаментальное основание устройства общества, которое можно улучшать, перестраивать, полностью менять, только ясно осознавая его недостатки, ошибки, несостоятельность и пути их устранения с наименьшим ущербом для общества. Ни одна идеология, претендующая не только на научность, но хотя бы на здравый смысл, не может пожелать ни себе и никакой другой идеологии такого конца, в котором игнорируются фундаментальные основания цивилизации. И если этот шаг был все же сделан, то он может означать только одно: полную научную и теоретическую несостоятельность людей, его совершивших. Вместе с тем этот шаг вносит огромную опасность и для народов, входивших в социалистическую систему, и для всего мира из-за неизбежности на таком пути социальных конфликтов, возможности возникновения гражданской войны с применением ядерного оружия. К сожалению, часть этих опасностей уже реализовалась и вполне может найти дальнейшее развитие, вплоть до совершения самого худшего.
Очевидно, лучшим способом остановить этот опасный процесс может быть только проведение исследования давно назревшего вопроса о противостоянии двух теорий стоимости и необходимости построения единой теории стоимости для всего человечества, позволяющей ему завершить ХХ век не на пути новых социальных потрясений и угрозы самоуничтожения, а на пути устранения всех фундаментальных причин, порождающих социальные конфликты и угрозу его жизни как в области отношений собственности, так и в области построения власти, на пути, позволяющем войти в ХХI век с пониманием фундаментальных научных оснований цивилизации, обеспечивающих всему человечеству надежный и высший уровень жизни и процветания, какой только может быть достигнут при данном уровне развития производительных сил общества.
Вопрос должен быть решен в корне: какова истинная теория стоимости? Она определит и то, каким должно стать общество. Ни какой другой способ не может устранить опасного хода развития событий. Теоретическая проблема должна быть решена теоретическими средствами, а не декретами некомпетентных людей. Иной способ решения, хотя и может привести к временному успеху, но не может дать надежного решения, достижимого только при знании истины, и обрекает общество на постоянное воспроизводство зла через некоторые промежутки времени или непрерывно, вместо полного его искоренения.
Еще недавно решение этой задачи было невозможно, конечно, не из-за действий фурий частного интереса, которые могли только отодвигать решение, но не остановить его навсегда. Истину никто не может остановить, даже Бог. Причина была в сути проблемы, в теоретических трудностях ее решения. Как мы увидим ниже, суть проблемы не могла быть рассмотрена и решена в рамках собственных теоретических средств теории стоимости. Требовались более общие теоретические средства, стоящие над теорией стоимости и любыми другими теориями, которые определяли бы устройство и существование любых явлений и поэтому были бы критериями истины в познании сущности явлений. Такие средства появились в рамках нового научного мировоззрения и идеологии Субстанциализм, родившегося в 1991г. (2). С этого момента и стало возможным решение проблемы построения единой теории стоимости и любых других теоретических проблем, которые могут быть решены только с помощью сознательного овладения и применения субстанциализма.
Нужно отметить, что субстанциализмом могли воспользоваться и главные идеологи, начавшие перестройку социализма и завершившие ее разрушением всего ценного, достигнутого при социализме. Субстанциализм был им известен в своем главном содержании до его официального рождения. С его помощью они могли придать процессу перестройки творческий созидательный характер, исключающий любые конфликты и обеспечивающий непрерывный рост жизненного уровня всего населения и демократии. К сожалению, этого не произошло. Они не воспользовались субстанциализмом, ибо научным знанием не могут воспользоваться люди, не понимающие и не признающие ценности научных критериев истины.
Итак, рассмотрение будем проводить сквозь призму субстанциализма, позволяющего простыми средствами критически оценить две теории стоимости, а затем дать решение, устраняющее содержащийся в них порок, и довести решение вопроса о субстанции стоимости до его логического завершения, открыв путь для построения новой субстанциальной теории стоимости и политэкономии общества, которые навсегда станут надежной теоретической основой и практическим руководством в решении всех вопросов экономических отношений всех без исключения субъектов общества, взятого как в рамках отдельной страны, так и всего человечества в целом.
Роль субстанциализма в этом новом исследовании безгранична. Без него невозможно было бы ни увидеть ясно данную проблему, ни решить ее, ни признать полученные результаты. Ничего удивительного или сверхъестественного в этом нет. Ведь мировоззрение субстанциализм само родилось как итог разработки научного мировоззрения, осуществляемого человечеством на протяжении всей своей истории.
Субстанциализм не имеет альтернативы, ибо только в нем есть научное основание и разработанные на его основе теоретические средства исследования любых явлений природы, решения любых проблем человечества. Таким основанием является понятие субстанции явления, а содержание этого понятия таково, что не оставляет никакой надежды на успех никаким другим мировоззрениям, пытающимся занять место научного мировоззрения. Любое другое содержание субстанции сужало бы возможности применения основанного на нем мировоззрения, либо в худшем случае было бы человеческой выдумкой, на основе которой невозможно решить ни одного вопроса.
Субстанциализм кратчайшим путем ведет к постижению истины, поскольку он опирается не на исследование эволюции понимания явления, а на непосредственное построение сущности явления с помощью безусловного соблюдения открытых в субстанциализме всеобщих условий устройства и существования любых явлений, которые, в силу своей всеобщности, являются обязательными для всего существующего, для любого явления природы и общества и становятся универсальными критериями истины в их познании, выше которых ничего не существует.
2. СУБСТАНЦИАЛЬНЫЕ КРИТЕРИИ ИСТИНЫ
Согласно субстанциализму, для познания сущности любого явления необходимо найти содержание субстанции (высшей субстанции) явления и содержание всех частных субстанций его составляющих, соблюдая безусловно критерии определения этих субстанций и их субстанциальную субординацию, в которой никакая частная субстанция не может отрицать свою высшую субстанцию.
Приведем определения явления и названных субстанций, чтобы читатель мог воспользоваться субстанциализмом до ознакомления с его первоисточником, и начнем процесс исследования.
Явление есть то, что является нам через органы чувств и мышления.
Субстанция или высшая субстанция явления есть то, без чего не существует данное явление.
Частная субстанция явления есть то, с помощью чего реализуется субстанция явления.
Всеобщая субстанция есть то, без чего не существует никакое явление.
Приведенные теоретические средства составляют часть теоретических средств субстанциализма, но даже в таком сокращенном виде они позволяют решить поставленную задачу. Из них видно, что любое нарушение в их соблюдении при исследовании явления неизбежно ведет к уходу от сущности рассматриваемого явления и может привести к тяжелым последствиям, если полученные при таком исследовании результаты станут руководством в практической жизни людей.
Из них видно также, что любое человеческое знание о явлениях всегда является субстанциальным знанием, независимо от того, знают ли люди что-либо о субстанциализме или нет. Иного способа построить картину явления, кроме указанного выше, в природе не существует. При этом знания о явлениях могут отличаться только степенью истинности.
Истинными являются те знания, в которых соблюдены требования субстанциализма, ошибочными являются те знания, в которых допущены те или иные нарушения субстанциализма. Самым серьезным нарушением, очевидно, нужно считать ошибки, совершенные в понимании высшей субстанции явления. В этом случае происходит подмена действительной картины явления каким-либо вымыслом, который не имеет вообще никакой ценности, либо ограниченную ценность, если степень ошибки невелика; либо ценность по отношению к другому явлению, высшая субстанция которого заняла место в исследовании изучаемого явления независимо от воли и желания исследователя, в силу каких-либо обстоятельств.
В дальнейшем, говоря о субстанциальном знании, мы будем иметь в виду знание, в котором сознательно или подсознательно соблюдены требования субстанциализма. При этом и сам термин субстанциализм мы распространяем только на мировоззрение, в котором используется приведенное выше понятие субстанции и соответствующие ему другие теоретические средства, определенные здесь, а также в первоисточнике. Его следует отличать от мировоззрений субстанциализм, в которых основой также является понятие субстанции, но понятие с другим содержанием. Все эти виды субстанциализма, а их имеется множество, могут быть предысторией субстанциализма, родившегося в 1991г., но не более. Они не могут выполнить практически ни одной функции, за малым исключением, которые выполняет субстанциализм ХХ века.
3. НАУЧНОЕ ЗНАЧЕНИЕ СУБСТАНЦИИ СТОИМОСТИ
Субстанциализм не был известен прежде, поэтому естественно авторы теории стоимости могли применять его только подсознательно, в силу субстанциального характера любого мышления, а уровень истинности их учений может представляться только тем, насколько близко они подошли к соблюдению субстанциализма.
Переходя к их учению, первый результат мы можем получить, оценивая то значение, которое придавали они правильному определению субстанции стоимости.
Не будет преувеличением, если сказать, что оба учения придавали огромное значение определению субстанции стоимости, понимая его как исходное основание, от которого зависит судьба всего учения. Лучше всего это значение выразил выдающийся автор трудовой теории стоимости К. Маркс, которого можно заслуженно считать титаном мысли, совершившим научный и трудовой подвиг в разрешении труднейших вопросов теории стоимости. Он считал, что если бы стоимость товара «не определялась бы содержащимся в нем количеством труда. Этим была бы разрушена вся основа политической экономии» (3, т.4,ч.2, 235). Здесь Маркс дал высшую оценку значению субстанции стоимости и его конкретному содержанию, принятому в трудовой теории стоимости, для всей теории стоимости и политической экономии.
Высокое значение придавал субстанции стоимости, не применяя, однако, сам этот термин, и один из известных авторов теории полезности Е. Бем-Баверк. Он считал:
«Учение о ценности стоит, так сказать, в центре всей политэкономической доктрины. Почти все важные и трудные проблемы политической экономии, а особенно великие вопросы о распределении дохода, о земельной ренте, о заработной плате, о прибыли на капитал, имеют свои корни в этом учении. Поэтому окончательное и не допускающее споров разрешение проблемы ценности должно одним ударом подвинуть нашу науку вперед почти на всех пунктах» (4, 11).
4. КРИТЕРИИ СУБСТАНЦИИ СТОИМОСТИ
Никакая субстанция явления, включая высшую, не может быть найдена, если не установлены хоть какие-то критерии их поиска: характеристики явления, через которые оно нам является, критерии выбора из них субстанции явления, достаточность характеристик явления.
Выше мы видели, что авторы обеих теорий стоимости совершенно правильно понимали значение субстанции стоимости для построения всей теории - без знания субстанции сущность явления непостижима.
Теперь мы увидим, как справились они со следующим шагом решения вопроса, при выборе критериев субстанции.
Маркс вводит явление стоимости в рассмотрение через понятие «товар»,раскрывая его и связанные с ним понятия.
Товар - это «вещь, которая, благодаря ее свойствам удовлетворяет какие-либо человеческие потребности»(3,т.1, 43), которая является продуктом труда(там же, 46) и которая вступает в обмен с другой полезной вещью в определенном количественном соотношении, представляющим ее меновую стоимость (там же, 44).
«Полезность вещи делает ее потребительной стоимостью» или благом (там же, 44). Это благо, как, например, способность магнита притягивать железо, «не зависит от того, много или мало труда стоит человеку присвоение его потребительских свойств» (там же, 44).
В любом меновом соотношении, например в двух различных товарах его составляющих, - «существует нечто общее равной величины». «Этим общим не могут быть геометрические, физические, химические или какие-либо иные природные свойства товаров. Их телесные свойства принимаются во внимание вообще лишь постольку, поскольку от них зависит полезность товаров» (там же, 45).
«...меновые стоимости не заключают в себе ни одного атома потребительной стоимости» (там же, 46).
«Закон обмена обусловливает равенство лишь для меновых стоимостей обменивающихся друг на друга товаров. Он даже с самого начала предполагает различие их потребительных стоимостей» (там же, 598).
«Если отвлечься от потребительной стоимости товарных тел, то у них остается лишь одно свойство, а именно то, что они - продукты труда» (там же, 46).
Итак, потребительная стоимость, или благо, имеет стоимость лишь потому, что в ней овеществлен, или материализован, абстрактно человеческий труд. Как же измерять величину ее стоимости? Очевидно, количеством содержащегося в ней труда, этой «созидающей стоимость субстанции». Количество самого труда измеряется его продолжительностью, рабочим временем» (там же, 47).
Стоимость должна измеряться не индивидуальным рабочим временем, затраченным на производство товара, а общественно необходимым, которым является « то рабочее время, которое требуется для изготовления какой-либо потребительной стоимости при наличных общественно нормальных условиях производства и при среднем в данном обществе уровне умелости и интенсивности труда»(там же, 47).
«вещь не может быть стоимостью, не будучи предметом потребления. Если она бесполезна, то и затраченный на нее труд бесполезен, не считается за труд и потому не образует никакой стоимости» (там же, 49).
«Вещь может быть потребительной стоимостью и не быть стоимостью. Так бывает, когда ее полезность для человека не опосредована трудом. Таковы: воздух, девственные земли, естественные луга, дикорастущий лес и т.д.
Вещь может быть полезной и быть продуктом человеческого труда, но не быть товаром. Тот, кто продуктом своего труда удовлетворяет свою собственную потребность, создает потребительную стоимость, но не товар. Чтобы произвести товар, он должен произвести не просто потребительную стоимость, но потребительную стоимость для других, общественную потребительную стоимость», переданную другим посредством обмена(там же, 49).
«...труд как созидатель потребительных стоимостей, как полезный труд, есть не зависимое от всяких общественных форм условие существования людей, вечная естественная необходимость: без него был бы невозможен обмен веществ между человеком и природой, то есть не была бы возможна сама человеческая жизнь»(там же,51).
Полезность труда «выражается в потребительной стоимости его продукта, или в том, что продукт его является потребительной стоимостью»(там же, 50).
Таков неполный перечень характеристик явления стоимости, которые можно отнести к числу основных, позволяющих определить субстанцию стоимости. Маркс добросовестно потрудился над сбором этих характеристик и можно сказать блестяще справился с этой задачей, поскольку в число их попала и сама субстанция стоимости, удовлетворяющая критериям субстанциализма. Важно отметить, что Маркс не стал опираться только на определения субстанции стоимости, предложенные его предшественниками, а попытался решить этот вопрос и на основе анализа самого явления стоимости.
Для определения субстанции стоимости остается проанализировать каждую характеристику сквозь призму понятия субстанции явления, отбросить все те, которые не удовлетворяют определению субстанции, и найти, наконец, искомую. А если окажется, что ее нет в числе собранных характеристик, то процесс необходимо начать сначала, расширяя круг характеристик явления с учетом предшествующего опыта поисков.
Маркс так и поступил. Он отбросил все характеристики явления как несущественные для субстанции стоимости, оставив только одну - труд, затраченный на производство товара, ибо только эта характеристика из всего перечня соответствовала понятию субстанции, которое он применил, - означавшее «нечто общее», существующее в товарах, и вошедшее в науку еще со времен Аристотеля (там же, 69).
Маркс не имел субстанциального определения понятия субстанции явления, поэтому он мог применить только то, что имел, и получить те результаты, к которым оно его неизбежно привело.
Читателям из сказанного выше известно субстанциальное определение субстанции явления, поэтому желающие могут, опережая дальнейшее изложение, сами найти в марксистских характеристиках то понимание стоимости, которое ему соответствует. Тем самым они могут проверить правильность своего понимания субстанциализма, начать сознательно его применять и стать не просто читателями дальнейшего исследования, но и его непосредственными участниками, способными критически и объективно оценивать и критику двух теорий стоимости и ту новую теорию стоимости, основы которой закладываются в данном исследовании. Конечно, тем, кому этот процесс покажется трудным, остается ознакомиться с исследованием до конца, не прибегая к самостоятельной пробе своих сил, а нам надеяться, что в итоге все трудности будут преодолены и не останется равнодушных к научному знанию, подобных разрушителям социализма.
Итак, Маркс, используя свое понимание субстанции явления, пришел к выводу: труд является созидающей стоимость субстанцией, а «величина стоимости данной потребительной стоимости определяется лишь количеством рабочего времени, общественно необходимого для ее изготовления» (там же, 48).
Данное определение субстанции стоимости не удовлетворяет, однако, Маркса и он прибегает к тому, что часть характеристик явления стоимости рассматривает как дополнительные условия, без соблюдения которых субстанция стоимости перестает быть субстанцией стоимости и которые, следовательно, должны быть введены в определение субстанции стоимости, причем, судя по их действию, не на правах дополнительных условий, а в качестве составной части субстанции стоимости.
Надеемся, читатели уже поняли, что речь идет об условии, без выполнения которого труд «не образует никакой стоимости».
Согласно субстанциализму, в содержание субстанции должны войти только те характеристики, без которых явление не существует.
Маркс совершенно верно установил, что субстанция стоимости невозможна без участия труда или опосредствования блага трудом и без того, чтобы продукт труда не был полезен или чтобы труд не был полезен. Без любой из этих характеристик субстанция стоимости невозможна, поэтому требовалось новое определение субстанции стоимости, содержащее эти признаки в едином определении.
Маркс не дал такого определения субстанции стоимости. Характеристика полезного труда осталась неиспользованной. Впрочем понятие субстанции явления - нечто общее - и не требовало таких действий. В его рамках достаточно было лишь упомянуть о необходимости полезности труда, а не проводить исследование о субординации и координации этих двух характеристик: труда и полезности труда. Последнее требовалось, причем в обязательном порядке, лишь в субстанциализме. Без него определение субстанции должно было рассматриваться неточным, незавершенным и возможно содержащим ошибку, способную привести к ложным выводам в построении и применении теории стоимости. К сожалению, подсознательного знания субстанциализма, которым владел Маркс, оказалось недостаточно, чтобы обратить должное внимание на этот вопрос и попытаться его решить, а в его определении субстанции стоимости действительно оказался серьезный порок, который серьезно исказил теорию стоимости.
В чем же состоит суть порока и как его устранить? Каким должно быть определение субстанции стоимости, чтобы обе указанные характеристики, претендующие на место в ее содержании, смогли его занять без ущерба для истины?
Эти вопросы рассмотрим в следующем разделе, а сейчас рассмотрим критерии выбора субстанции стоимости в полезной теории стоимости (теории полезности), в которой в противовес трудовой теории стоимости в основу взята полезность потребительского блага, с помощью которой как бы дается путь применения второй характеристики субстанции стоимости, оставшейся у Маркса неиспользованной.
Теория полезности получила теоретическое оформление после того как трудовая теория стоимости достигла новой вершины своего развития, благодаря титаническим усилиям К. Маркса, хотя в принципе она могла родиться и развиваться одновременно с трудовой теорией стоимости, не уступая ей в теоретической разработанности, поскольку исходные идеи каждой из них возникли практически одновременно.
Марксизм стал мощным стимулом для ее рождения и дальнейшего развития. Казалось бы, это обстоятельство должно было помочь ей, учитывая опыт своей предшественницы, добиться более глубокого понимания или даже полного решения фундаментальных вопросов теории стоимости. К сожалению, этого не произошло. Она не стала использовать опыт трудовой теории стоимости, отнеся его к разряду фантастических объяснений и диковинных штук (4, 30). Она стала прокладывать чисто свой путь к познанию истины теории стоимости, сосредоточив все свое внимание только на понятии ценности материального блага и опираясь на предложенное ею и, как ей казалось, единственно верное понимание субстанции стоимости, ничего общего не имеющее с субстанцией трудовой теории стоимости. То есть марксизм стал для нее лишь «красной тряпкой для быка», но не прекрасной теоретической базой, требующей нового осмысления и разработки по любой ее части или даже в целом, если они представлялись кому-то необоснованными, спорными, противоречивыми.
Итак, рассмотрим теперь, какой оказалась позиция теории полезности, обращаясь к уже известному нам одному из ее авторов.
Бем-Баверк вводит явление стоимости в рассмотрение через понятие «материальное благо», раскрывая лишь его отношение к человеческому благополучию.
« отношение это выражается в двух существенно различных формах. Низшую форму мы имеем тогда, когда данная вещь обладает вообще способностью служить для человеческого благополучия. Напротив, для высшей формы требуется, чтобы данная вещь являлась не только причиною, но вместе с тем и необходимым условием человеческого благополучия, чтобы значит, обладание вещью доставляло какое-нибудь жизненное наслаждение, а ее лишение вело к утрате этого наслаждения.
... низшая форма называется полезностью, высшая - ценностью»(4, 15).
Понятие причины и понятие необходимого условия человеческого благополучия тождественны, поскольку причина - это всегда и необходимое условие, а также наоборот, необходимое условие всегда будет причиной. Следовательно, понятия полезности и ценности также должны быть тождественными.
Видимо, почувствовав это, Бем-Баверк восклицает:
«Различие существует. Постараемся представить его себе как можно яснее: ведь оно имеет такое фундаментально-важное значение для всей теории ценности.
У обильного источника пригодной для питья воды сидит человек. Он наполнил свой стакан, а воды достаточно, чтобы наполнить еще целые сотни стаканов, - она течет к нему, не переставая. Теперь представим себе другого человека, который путешествует по пустыне. Целый день утомительной езды по раскаленным пескам пустыни отделяет его от ближайшего оазиса, а между тем у него имеется уже только один единственный стакан воды. Какое отношение существует в том и другом случае между стаканом воды и благополучием его обладателя?
Оно определяется единственно тем, что в первом случае выступает только низшая форма отношения вещи к человеческому благополучию, именно, простая лишь полезность, а в последнем случае на ряду с низшею, и высшая форма. В первом случае стакан воды точно также полезен, то есть способен удовлетворить человеческую потребность, как и во втором случае, - полезен, вдобавок, в совершенно одинаковой степени. ...ведь подкрепительные свойства одного стакана ни на каплю не ослабляются.
Рассматривая первый случай, мы найдем, что обладание данным стаканом воды для человека, фигурирующего в нашем примере, не увеличивает возможности единовременного удовлетворения потребности, а лишение стакана воды не уменьшает этой возможности. Есть у него этот стакан воды, - он утолит свою жажду при помощи него, а нет, - так он столь же хорошо удовлетворит свою потребность при помощи одного из сотни других стаканов воды: ведь обильный источник весь к его услугам.
... тут данный стакан воды отнюдь не является необходимым условием удовлетворения потребности: с точки зрения благополучия человека, он представляет собой вещь, без которой можно обойтись, он не имеет существенного значения, он безразличен.
Совсем не то находим мы во втором случае. Тут мы видим, что если бы у нашего путешественника, едущего по пустыни, не имелось данного, последнего стакана воды, он совсем уж не имел бы возможности утолить свою жажду, он принужден был бы терпеть муки неудовлетворенной потребности, быть может, даже умер бы от жажды. Следовательно, в этом случае стакан воды играет роль не только подходящего средства, но и необходимого условия ...удовлетворения потребности: с точки зрения человеческого благополучия он существенно важен - он вещь, без которой нельзя обойтись.
Я нисколько не впаду в преувеличение, если скажу, что установление только что указанного различия между полезностью и ценностью является одним из самых плодотворных и фундаментальных положений всей политической экономии. Истина, в нем заключающаяся, открыта не всерасчленяющим анализом логики, она живет в сознании народа, который ее знает и ею пользуется, который берет ее за руководящую нить для установления всего своего отношения к миру материальных благ, как для своей умственной, так и для своей практической деятельности, соприкасающейся с этим миром»(4, 15-16).
Как видим, первая формулировка полезности и ценности действительно не давала различий между этими понятиями. По мнению самого Бем-Баверка, различия установлены только с помощью данного примера.
С точки зрения логики, использование примера в качестве единственного обоснования различия применяемых понятий не может считаться удовлетворительным решением вопроса определения понятий, поскольку один и тот же пример может привести к нескольким качественно различным определениям одного и того же термина.
Но для Бем-Баверка всерасчленяющий анализ логики не является обязательным условием, без выполнения которого утверждение, претендующее на звание истины, не может быть признано. Выше логики он ставит сознание народа, его практическое отношение к ценности материальных благ, явно игнорируя тот факт, что сознание народа и его отношение к каким-либо явлениям, как и приведенный пример, не могут заменить определение того или иного термина. Наоборот, они сами нуждаются в понятиях и определениях, которые объяснили бы народу суть того, что скрывается в его сознании и практических действиях, во избежание тяжелых последствий от ошибок этого сознания.
Решив, что ему удалось с помощью примера установить различие между понятиями ценность и полезность, он переходит к вопросу о субстанции стоимости.
«...ключ к хозяйственной деятельности людей следует искать в заботах о благосостоянии, в том значении, какое имеют вещи с точки зрения человеческого благополучия. Правда, и простая способность вещи быть полезною для человека представляет собой также один из элементов человеческого благополучия, но, как оказывается, элемент, который не играет движущей силы. В виду этого на политическую экономию возлагается совершенно ясное и само собой разумеющееся обязательство - отделить сущность дела, имеющую наибольшее значение для науки, от простой лишь полезности и облечь эту сущность в форму самостоятельного элементарного понятия.
Для выражения сущности ... имеется в готовом виде... название: это ценность(в субъективном смысле)» (4, 17-18).
Итак, субстанция стоимости материального блага выбрана из двух признаков, характеризующих явление стоимости: ценности и полезности. Выбор пал на ценность.
Бем-Баверка не покидает, однако, чувство неудовлетворенности характеристиками, предложенными им для различения понятий полезности и ценности. При выборе субстанции стоимости он опять обращается к этому вопросу и называет полезность вещи элементом благополучия, «который не имеет решающего значения, который не играет роли движущей силы».
Новые характеристики не снимают его неудовлетворенности. Причина понятна. При таких характеристиках полезность вещи перестает быть элементом благополучия.
Пытаясь избавиться от этого чувства, он обращается к истории попыток разграничения понятий «ценность» и «полезность» (4, 18-19). Мы не будем приводить этого рассмотрения. Скажем лишь, что оно также не помогло Бем-Баверку, что можно увидеть по его новым действиям. После этого рассмотрения он заявляет:
«Мы достаточно выяснили, какие именно свойства материальных благ составляют основу ценности, так что теперь можем дать настоящее определение ценности. Ценностью называется то значение, которое представляет материальное благо или комплекс материальных благ с точки зрения благополучия субъекта.
Однако ж в виду того, что ...это значение ошибочно приравнивается к простой лишь способности вещей быть полезными... - то мы дадим еще более точное определение ценности, во избежание всяких недоразумений: ценностью мы называем то значение, которое приобретает материальное благо или комплекс материальных благ, как признанное необходимое условие для благополучия субъекта» (4, 20).
Казалось бы, мучения Бем-Баверка и наши тоже, в знакомстве с его попытками разграничения ценности от полезности, закончились и найдено, наконец, то словоупотребление, которое отражает содержание ценности как субстанции стоимости.
Увы! Бем-Баверк продолжает поиски характеристик ценности:
«Как уже указывалось много раз, ценность отнюдь не является объективным внутренним свойством материальных благ, присущим им по природе; точно также нельзя рассматривать ее и как феномен чисто субъективный, коренящийся исключительно в свойствах человеческого организма; напротив, ценность представляет собой результат своеобразного отношения между объектом и субъектом. Если же, несмотря на то, рассматриваемое теперь понятие я называю субъективной ценностью по преимуществу, то этим самым я совсем не думаю отрицать наличность объективных моментов ценности, - я хочу только резче оттенить то громадное и непосредственное значение, какое имеет субъективный момент в ценности» (4, 20-21).
Каковы же объективные моменты ценности? То есть те моменты, которые не зависят от того, как понимает сущность ценности человек, а которые определяют то, как должен понимать сущность ценности человек. Этот вопрос представляется естественным после того как Бем-Баверк заявил, что он не отрицает объективных моментов ценности. Но он его не ставит и даже не чувствует такой необходимости. Вопреки своему сознанию он, однако, дает определенный ответ на этот вопрос:
«низшая форма отношения к человеческому благополучию - простая полезность - свойственна всем без исключения материальным благам, высшая же форма - ценность только некоторым из них. Для образования ценности необходимо, чтобы с полезностью соединялась редкость, - редкость не абсолютная, а лишь относительная, то есть по сравнению с размерами существующей потребности в вещах данного рода. Выражаясь точнее, мы скажем: ценность приобретают материальные блага тогда, когда имеющийся налицо запас материальных благ этого рода оказывается настолько незначительным, что для удовлетворения соответствующих потребностей его или не хватает вовсе, или же хватает только в обрез, так что, если отбросить ту часть материальных благ, об оценке которой именно и идет дело в том или ином случае, то известная сумма потребностей должна будет остаться без удовлетворения. Напротив, не приобретают ценности те материальные блага, которые имеются в нашем распоряжении в таком громадном количестве, что не только при помощи их могут быть вполне удовлетворены соответствующие потребности, но и остается еще, сверх того, известный излишек, который не находит себе употребления и который в то же время настолько велик, что подвергающуюся оценке часть материальных благ можно смело отбросить, не причиняя тем никакого вреда ни одному из лиц, имеющих надобность в этого рода вещах. После всего, что мы говорили выше о сущности ценности, доказать эти положения уже не трудно» (4,21).
Рассматривая данные положения, можно констатировать, что произошло удивительное событие. После мучительного и долгого поиска признаков явления стоимости, без которых ценность материального блага невозможна, он, наконец, находит один такой признак в виде ограниченного запаса материального блага по сравнению с размерами существующей потребности в нем. Но вместо того, чтобы использовать его в определении ценности, делает невероятный шаг: начинает доказывать объективность его существования с помощью понятия субъективной ценности, сформулированного раньше, которое его не удовлетворяет, поскольку оно не позволяет отличить ценность от полезности и не содержит условия, при которых ценность существует. То есть объективное основание для определения ценности, которое может как-то ее представить, он пытается обосновать с помощью субъективного основания, которое без первого не может представлять ценность.
С точки зрения субстанциализма и даже логики, такой шаг недопустим, поскольку существенный признак явления, которым в данном случае является ограниченный запас блага, не может обосновываться с помощью второстепенного признака, которым в данном случае является субъективная ценность.
Существование всех признаков явления стоимости, включая оба рассматриваемые, определяется не с помощью существующего между ними отношения, а с помощью простого поиска признаков явления стоимости, через которые оно предстает нам как существующее. Да и никакое отношение признаков невозможно начать исследовать раньше, чем определены сами эти признаки и установлено их существование.
Каждый из признаков явления обладает определенными качествами, которые позволяют отличать эти признаки, а также отнести их либо к существенным, либо к второстепенным. Последняя процедура осуществляется опять-таки не с помощью рассмотрения отношения между признаками, а только с помощью рассмотрения отношения каждого из признаков к определению существенного признака, то есть к определению субстанции явления вообще. Признак, удовлетворяющий в этом отношении определению субстанции, является существенным и может войти в содержание понятия субстанции стоимости. И наоборот, признак, не имеющий соответствующих качеств, должен быть отнесен к второстепенным, либо вообще может быть исключен из состава признаков, раскрывающих явление, если по отношению к субстанции явления он не может занять даже место частной субстанции.
Признак «субъективная ценность» не имеет качеств, которые позволили бы ему стать существенным признаком. Это видно из обращения Бем-Баверка к объективному признаку.
Признак «ограниченный запас блага» имеет качество, позволяющее ему стать существенным признаком. Что также видно из примера Бем-Баверка. Это качество состоит в том, что ограниченное количество блага не превышает величины потребности в нем. Это качество никак не зависит от субъективной ценности, то есть от субъективной оценки значения блага для человека. Сколько бы «субъективная ценность» Бем-Баверка не тужилась в лице своего автора, она не может родить качество, которое позволило бы ей претендовать на роль существенного признака и занять место субстанции стоимости.
Бем-Баверк не увидел этой картины, а обратился к доказательствам объективности своей субстанции стоимости в виде субъективной ценности, совершая грубые нарушения субстанциализма и логики.
Ничего удивительного в таком его обращении с логикой нет, ведь он, как мы видели выше, не считает ее обязательной для своих рассуждений. Для него важнее, чтобы истина была открыта не всерасчленяющим анализом логики, а чтобы она жила в сознании народа (4, 16). Без логики с сознанием народа можно совершать, что угодно. С помощью логики такие возможности резко ограничиваются и приобретают качественно иной вид: для народа важнее не значение, которое он придает ограниченному количеству блага, а само это ограниченное количество блага.
Доказывая существование объективного момента ценности с помощью субъективной ценности и логической ошибки, оставшейся незамеченной ни им и ни кем другим, он придал понятию субъективной ценности значение объективной ценности в понимании субстанции стоимости и тем открыл возможность и необходимость построения на ее основе новой теории стоимости.
Он не стал вводить в определение субъективной ценности этот объективный момент, иначе пришлось бы разделить с ним претензии первой на место субстанции стоимости, а здесь недалеко и до вопроса: на каком основании? Определение субъективной ценности осталось без изменения: «Сущность ценности мы усматриваем в значении вещи для человеческого благополучия» (4, 62).
Но объективный момент не может быть оставлен полностью в стороне при определении субъективной ценности, как отметил это выше сам Бем-Баверк при рассмотрении условий образования ценности. Поэтому его стали применять не в субстанции стоимости, а вместе с ней. В итоге теория стоимости превратилась по существу в теорию субъективной ценности благ при наличии и существовании ограниченного количества этих благ.
Объективному и существенному признаку явно не повезло. Он оказался на задворках теории стоимости.
Никто даже не попытался развить его, хотя бы в части выяснения источника ограниченного количества блага. Даже самые незначительные усилия в этом направлении немедленно обнаружили бы этот источник в труде человека и дали бы теории полезности еще один объективный признак, претендующий на место субстанции стоимости, который мог бы подтолкнуть ее к более критическому отношению в выборе субстанциальных признаков явления стоимости и решении в целом вопроса о субстанции стоимости. Этого шага не было сделано. Господствующее положение в понимании субстанции стоимости заняла субъективная ценность, а вся теория стоимости стала результатом безусловного с казуистической строгостью проведения этой субстанции в построении картины явления стоимости.
Из приведенного выше исследования критериев субстанции стоимости видно, что ни трудовая теория стоимости, ни теория полезности не имели в принципе возможности разработать объективную теорию стоимости, потому что у них не было ни научного понимания субстанции явления вообще, ни научных средств применения этого понятия для раскрытия всей картины явления, то есть потому что у них не было научного мировоззрения субстанциализм.
Все их теоретические средства не выходили за пределы теоретических средств теории стоимости, которые они формировали на основе изучения явления стоимости. Они не имели научной опоры в боле общих теоретических средствах, которые могли быть найдены только в научном мировоззрении, в исследовании свойств явления вообще. Такое мировоззрение к этому времени еще не было разработано.
Лучшие достижения мировоззрения не поднимались выше материализма и идеализма, претендовавших на место научного мировоззрения, и не имели научного понятия субстанции явления. Так, например, у Гегеля, представлявшего высшие достижения идеализма, субстанция «есть бытие во всяком бытии» (5, т. 29, 142). Это определение мало, чем могло помочь. Оно определяло не субстанцию явления вообще, а всеобщую субстанцию, да и в этом качестве не содержало существенного признака, который позволил бы отличить ее от ее частных проявлений.
Опираясь на материализм и идеализм как на научную основу разработки теории стоимости и развивая эту научную основу, К. Маркс определил субстанцию явления как «нечто общее». Источником такого понимания, видимо, были и гегелевская субстанция и аристотелевское представление о субстанции стоимости, и то, что К. Маркс исследовал по существу не явление стоимости вообще, как это сделал Бем-Баверк, а явление обмена товаров, в котором внимание естественно акцентировалось на том, что могло быть общим для товаров, позволяющим им обмениваться в определенных пропорциях.
Понимание субстанции явления как общего нескольких явлений, например товаров, не было верным. Оно не содержало существенного признака явления, который отличал бы одно общее от другого, истину от заблуждения в понимании явления. При таком понимании субстанции явления право на существование приобретали и трудовая теория стоимости Маркса и теория полезности Бем-Баверка. Ведь обе они удовлетворяют такому пониманию субстанции явления. В трудовой теории стоимости Маркса общим для обмениваемых товаров является количество затраченного на их производство труда. В теории полезности Бем-Баверка общим для обмениваемых товаров является субъективная их ценность.
Картины явления стоимости и социальные последствия от применения такого общего в том и другом случае прямо противоположны. Какая из этих теорий является истинной? С помощью такого общего, с помощью такой субстанции явления установить это невозможно.
Каждая из них будет считать себя истиной, а другую заблуждением, и противостояние это не может быть прекращено, пока в дело не вмешается научное понимание субстанции явления, которое никому не оставляет надежд остаться истиной, если в этой истине не соблюдены требования субстанциализма.
Из-за ошибочного понимания субстанции явления, как общего, ни Маркс ни его преемники не увидели, что понятие стоимости потребительной стоимости (блага) имеет место не только в товарном обмене, не только как «имманентная категория товарного производства» (6, 41), но ему есть место и в хозяйстве Робинзона, что стоимость потребительной стоимости имеет величину и может быть измерена не только в товарном обмене на рынке, но и в хозяйстве Робинзона без товарного обмена и без рынка, что товарный обмен и рынок являются необходимыми условиями измерения стоимости потребительной стоимости только при товарном производстве, когда потребительная стоимость становится товаром и производится, исходя не только и не столько из условия его потребления самим производителем, а из условия его потребления всеми другими людьми общества.
То есть осталось незамеченным, что субъективная стоимость, первое понимание и название которой дали авторы теории полезности, имеет право на существование такое же, как меновая стоимость, и что обе эти стоимости являются двумя формами проявления стоимости блага, имеющими единую субстанцию стоимости и единый способ измерения ее величины, хотя он внешне проявляется совершенно различно в хозяйстве Робинзона и в товарном хозяйстве, на рынке.
Конечно, субъективная стоимость имеет принципиально иное содержание, нежели у Бем-Баверка. Оно определяется уже не значением блага с точки зрения благополучия человека, а существенными признаками явления стоимости, без которых оно не существует и которые мы увидели выше с помощью субстанциализма в числе признаков явления стоимости, собранных в попытках построения теории стоимости в виде трудовой теории стоимости и теории полезности. Причем нужно сказать, что субъективная стоимость, приобретая объективное содержание, не упраздняет субъективную стоимость с субъективным содержанием, а дает ей новое субъективное содержание, принципиально отличное от субъективного содержания ее в понимании Бем-Баверка, и спускает его с пьедестала субстанции стоимости на место частной субстанции стоимости.
Трудовая теория стоимости могла бы сама заметить эти факты, хотя бы в первой части субъективной стоимости. Ведь если стоимость блага (товара), пусть даже на ошибочной основе, определяется количеством труда, то уже на этой основе имеет место не только меновая стоимость блага, но и субъективная, измеряемая также количеством труда, но уже не общественно необходимого, а индивидуально затраченного в производстве этого блага.
Справедливости ради, следует сказать, что у Маркса был непосредственный повод для получения такого вывода, когда он критиковал полемику Бейли против Рикардо:
«Бейли увидел бы, что относительность понятия стоимости отнюдь не уничтожается тем, что все товары, поскольку они меновые стоимости, суть не что иное, как относительные выражения общественного труда, общественного рабочего времени, и что их относительность состоит отнюдь не только в том соотношении, в котором товары обмениваются друг на друга, но и в отношении всех меновых стоимостей к этому общественному труду как к своей субстанции» (3, т.4, ч.2, 166).
К. Маркс всеми силами стремился добиться объективного решения проблемы построения теории стоимости с помощью поиска объективных оснований ее решения в мировоззрении, логике и в ней самой, но, к сожалению, его подвела ошибка в понимании субстанции явления вообще. Можно сказать, что ему не сопутствовала и просто исследовательская удача, как с яблоком Ньютона, ведь он почти нашел объективную субстанцию стоимости, но не увидел ее, хотя многократно с ней соприкасался непосредственно. Ниже мы увидим это буквально.
Позиция Бем-Баверка занимает прямо противоположное Марксу положение. Он игнорирует мировоззренческие и логические основания решения проблемы создания теории стоимости, ошибочно полагая, что высшим критерием истины являются не они, а живущие в сознании народа практические представления о стоимости блага. Он игнорирует богатейший опыт построения теории стоимости под флагом трудовой концепции стоимости, избегает поиска в нем объективных признаков явления стоимости, способных войти в содержание субстанции стоимости. Он не применяет понятие «субстанция стоимости», а непосредственно рассматривает понятия полезность и ценность блага, не замечая, что по существу он занимается рассмотрением и определением именно субстанции стоимости блага, что понятие субстанция уже несет определенные требования, которые должны быть соблюдены в рассмотрении и определении полезности и ценности блага, что отказ от понятия субстанции неизбежно ведет к утрате критериев истины и обрекает исследователя на блуждания и ошибки.
Определив с первых шагов субстанцию стоимости (понятие ценности блага) в виде субъективной ценности, так и не дав, после мучительных и многочисленных попыток, критерии ее отличия от простой полезности блага, он посчитал вопрос об определении субстанции стоимости решенным и сосредоточил все усилия на разработке теории стоимости, которая бы с позиции его субстанции стоимости давала хотя бы по внешнему виду убедительные ответы на критику его позиции.
В итоге родилась теория стоимости, которую безусловно можно оценить его же словами, адресованными трудовой теории стоимости, как фантастическую, диковинную штуку, чего никак нельзя сказать про трудовую теорию стоимости, ибо теорию полезности на практике никто не применял и применять не собирается. Как справедливо отмечено в работе(6, 15), она является «моделью на бумаге». Напротив, трудовая теория стоимости, хотя она имеет ряд серьезных ошибок, применялась и продолжает применяться на практике во всем мире как в капиталистическом обществе, так и в оставшихся странах социализма.
Что касается положительных сторон теории полезности, названных выше, то она не может записать их в свои достижения, поскольку она их даже не поняла и имеет вопреки ее главной концепции, как это нередко бывает с ошибочными теориями. Эти положительные стороны, непонятые ни ей самой, ни ее преемниками, стали одной из причин того, что она, не став практическим руководством, получила широкое распространение в рамках теоретических исследований. Интуитивное понимание этих сторон привлекает исследователей в поисках ответов на ряд важных вопросов теории стоимости. Но в большинстве случаев приложенные усилия оказываются бесплодными, поскольку они не могут привести к успеху в рамках господства субъективной ценности Бем-Баверка. И лишь там, где удается уйти от этой зависимости, появляются отдельные теоретические и практические успехи.
Что касается положительных сторон трудовой теории стоимости, то опять сравнение не в пользу теории полезности. Свои положительные стороны трудовая теория стоимости достаточно хорошо знает, и в понимании их объективного содержания подошла достаточно близко к истине.
Завершая подведение итогов рассмотрения критериев субстанции стоимости, нельзя не сказать несколько слов и о попытках построения единой теории стоимости путем объединения трудовой теории стоимости и теории полезности с сохранением их субстанций (1, 346; 6,117). Все эти попытки закончились неудачей и не могли закончиться иначе. С позиции субстанциализма это ясно. Никакое явление, включая и явление стоимости, не может иметь две или более высших субстанций. Следовательно, теории одного явления, имеющие различные высшие субстанции этого явления, не могут быть объединены в единую теорию при сохранении в ней этих различных субстанций. Авторы этих попыток, подобно Бем-Баверку, видимо, не желают считаться с мировоззренческими и логическими основаниями теории стоимости, стоящими выше ее в иерархии знаний о явлениях природы.
Из сказанного выше ясно, единая объективная теория стоимости может быть построена только путем упразднения субстанций трудовой теории стоимости и теории полезности с постановкой на их место принципиально новой субстанции стоимости, в которой безусловно соблюдаются все требования субстанциализма. К рассмотрению этой субстанции мы и перейдем.
5. ИСТОЧНИК СТОИМОСТИ
При рассмотрении критериев субстанции стоимости, содержащихся в трудовой теории стоимости и теории полезности, были найдены три существенных признака, которые согласно определению субстанции явления, могут войти в определение субстанции стоимости.
Первые два признака были установлены и правильно поняты Марксом как существенные признаки. Они означают, что субстанция стоимости невозможна во-первых, без участия затрат труда в создании блага, во-вторых, без того, чтобы труд не был полезен.
Третий признак был установлен, но совершенно не понят Бем-Баверком как существенный признак. Он означает, что субстанция стоимости невозможна без того, чтобы благо не было в ограниченном количестве, а это ограниченное количество блага не превышало величины потребности в нем.
Исчерпывают ли эти три признака все существенные признаки явления стоимости? Для получения ответа на этот вопрос обратимся к источнику существенных признаков и самого явления стоимости в целом. Он даст не только необходимый ответ, но и позволит лучше понять найденные уже три существенных признака.
Согласно субстанциализму, источник любого явления может быть определен путем рассмотрения более общего явления, в которое рассматриваемое явления входит как частная субстанция.
В нашем случае более общим явлением является жизнь человека, по отношению к которой явление стоимости предстает как ее частная субстанция, то есть как то, с помощью чего реализуется жизнь человека. В рамках жизни источником стоимости является объективная необходимость, состоящая в том, что каждый человек для сохранения своей жизни и воспроизводства ее в потомстве должен постоянно удовлетворять свои потребности с помощью тех или иных благ, а эти блага он должен взять из имеющихся в готовом виде в самой природе либо непосредственно, либо разыскав их сначала, если они требуют поиска, или создать заново из имеющихся в природе веществ, если этих благ нет в готовом виде в природе. Без соблюдения этой объективной необходимости были бы невозможны ни жизнь человека, ни ее воспроизводство, а следовательно, ни человеческие потребности, ни удовлетворяющие их блага, ни стоимость благ, ни существенные признаки стоимости.
В источнике стоимости прежде всего можно увидеть принципиальное различие между благами, не требующими затрат труда на их поиск или создание и требующими затрат труда.
К первым благам относят некоторые естественные условия сохранения жизни, как воздух, вода, свет и тепло солнца и т.д., которые можно употреблять непосредственно. Ко вторым благам относятся все те, что требуют затрат труда прежде чем их можно будет употреблять для удовлетворения потребностей жизни. Ими могут быть созданные самой природой блага, которые требуют поиска, сбора, переработки или других видов труда, а также все вновь созданные блага, которых нет в природе.
Общим для первых и вторых благ является то, что они могут удовлетворять те или иные потребности жизни человека. Благодаря этому качеству благо является потребительной стоимостью (по терминологии Маркса) или полезным (по терминологии Бем-Баверка).
Принципиальным различием для первых и вторых благ является то, что первые блага могут быть употреблены непосредственно, а употребление вторых благ и количество их, которое может быть употреблено, обусловлено или опосредовано затратами труда.
Поскольку это принципиальное различие имеет и принципиально значение для сохранения жизни человека, то мы вправе утверждать, что у вторых благ, в отличие от первых, существует особенность, которую можно назвать, используя терминологию Маркса и Бем-Баверка, стоимостью потребительной стоимости или ценностью полезности. Иначе говоря, мы вправе утверждать, что вторые блага обладают обусловленной трудом стоимостью, не совпадающей с их потребительной стоимостью или полезностью.
Рассматривая далее эту зависимость стоимости блага от труда сквозь призму необходимости удовлетворения человеческих потребностей, мы можем теперь более ясно увидеть прежде всего три уже известных существенных признака явления стоимости, а признак Бем-Баверка представить и в более точной формулировке.
Во-первых, стоимость блага существует только при затратах труда. Без затрат труда не может быть обусловленности блага трудом.
Во-вторых, стоимость блага существует только в случае, если в результате труда найден или создан продукт, который является благом, то есть, если труд был полезным.
В-третьих, стоимость блага существует только для того его количества, полученного в результате труда, которое не превышает потребностей человека. Все остальное количество благ и труд по их получению являются бесполезными, труд не обусловливает его стоимость. Иначе говоря, труд обусловливает стоимость блага и является полезным лишь в объеме того количества предоставленных им благ, которое практически применяется для удовлетворения потребностей человека.
Рассматривая явление стоимости также в направлении поиска новых существенных признаков, можно сформулировать по крайней мере еще один признак.
В-четвертых, стоимость блага существует для человека только в том случае, если предоставленные его трудом блага принадлежат ему, являются его собственностью и он может употребить их для удовлетворения своих потребностей. В противном случае его труд будет бесполезным или полезным лишь в той мере, в какой он может воспользоваться результатами своего труда.
Итак, мы получили четыре существенных признака явления стоимости, которые должны войти в определение субстанции стоимости. Возможно, более внимательному исследователю удастся обнаружить в материалах по теории стоимости или открыть заново не четыре, а большее количество существенных признаков явления стоимости. Это, конечно, будет означать, что все новые признаки тоже должны войти в определение субстанции стоимости и соответствующим образом откорректировать ее содержание. Пока этого не произошло и, думаем, не произойдет, будем опираться в дальнейшем исследовании только на четыре названных признака.
В заключение по рассматриваемому вопросу об источнике стоимости следует отметить, что зачатки этого источника были использованы в обосновании субстанции стоимости и в трудовой теории стоимости, и в теории полезности.
Лучше всего они представлены у Маркса. Из приведенных выше характеристик явления стоимости, использованных Марксом, видно, что он по существу выводит существенные признаки стоимости, исходя из сохранения жизни человека: «труд... есть... условие существования людей», без него «не была бы возможна сама человеческая жизнь» (3, т.1, 51). Обусловленность стоимости благ трудом проводится им как в понимании субстанции стоимости, так и в решении вопроса о том, почему одни блага имеют стоимость, а другие нет. Однако возможности Маркса в постижении истины были ограничены подсознательным пониманием субстанциальных критериев истины. В рамках его субстанциализма невозможно было поставить и решить успешно задачу поиска существенных признаков субстанции стоимости и ее объективного определения, а также задачу источника явления стоимости, позволяющую вместе с первой задачей освободить явление стоимости от явления меновой стоимости, которое является частным случаем стоимости, и акцентировать внимание на поисках той особенности труда, которая представляет субстанцию стоимости непосредственно.
У Бем-Баверка тоже имеются зачатки источника стоимости. Об этом свидетельствуют его попытки найти различие между благами, обладающими только полезностью, и благами, обладающими наряду с полезностью еще и ценностью. Эти попытки опираются на значение благ для благополучия и жизни человека. Однако его уровень субстанциализма оказался намного ниже уровня субстанциализма Маркса, особенно в понимании главных вопросов явления стоимости. Да к тому же ему было присуще бравирование своим недостатком и применение его в качестве главного достоинства в решении задач теории стоимости. Благодаря этой особенности, ему так и не удалось понять, что ограниченный потребностями человека запас благ обладает стоимостью не потому, что он органичен, а потому, что эта ограниченность не первична, а сама порождена обусловленностью этой ограниченности объективной ограниченностью самого труда в возможности получения потребительных стоимостей для удовлетворения потребностей человека.
6. СУБСТАНЦИЯ СТОИМОСТИ
Выше были определены четыре существенных признака явления стоимости, без которых стоимость блага не может существовать. Наличие четырех существенных признаков, а возможно и большего их количества, если кому-то удастся их открыть, говорит о том, что ни один из них по отдельности не может выполнить роль субстанции стоимости, а для ее определения требуется какая-то интеграционная характеристика труда, содержащая в себе суть всех четырех признаков.
Однажды попытка решения подобной проблемы была предпринята. Ее совершил Маркс, когда перед ним возникла задача интеграции двух открытых им существенных признаков явления стоимости: затрат труда и полезного труда. Как уже говорилось, Маркс не справился с этой задачей. В качестве интеграционной характеристики, определяющей субстанцию стоимости, он принял количество труда, определяемое количеством рабочего времени, общественно необходимого для изготовления потребительной стоимости (3,т.1, 48). В этом решении он оставил без внимания второй признак: полезный характер труда.
Теперь мы знаем, что если бы этот признак был тоже учтен в принятом им определении субстанции стоимости, оно все равно было бы неверным, так как существенных признаков в явлении стоимости не два, а четыре и интеграция их возможна не на пути простого суммирования признаков, а на пути поиска интеграционной характеристики труда, позволяющей определить, каким образом он созидает стоимость потребительной стоимости.
Маркс пошел по ложному пути, излишне доверившись сформулированному еще до него определению субстанции стоимости, в котором в качестве интеграционной характеристики труда, придающей благу стоимость, было взято количество труда. Пока труд рассматривался в качестве «созидающей стоимость субстанции» (3,т.1, 47), ошибки не было. Определение было правильным, но не точным. Как только его уточнили, сделав количество труда единственной «созидающей стоимость субстанцией», оно стало ошибочным. У труда есть ряд характеристик: количество, качество, сложность, простота, вредность, опасность, тяжесть и т.д. Из них нужно было выбрать объективную характеристику, которая действительно «созидает стоимость», заключая в себе все существенные признаки явления стоимости. Маркс да и все другие исследователи просто не заметили, что обусловленность блага трудом, созидающая в благе стоимость, может вызываться не одной, а несколькими характеристиками труда и не той характеристикой труда, которую они взяли, а другой, что эту характеристику труда нужно выбирать не произвольно и не на основе очевидности, а на основе безусловного соблюдения в ней всех существенных признаков явления стоимости, претендующих на место субстанции стоимости. Количество труда в качестве такой характеристики было выбрано неверно. Поэтому Марксу потребовалось дополнительно оговаривать условия, при которых количество труда могло рассматриваться как субстанция стоимости. Но даже при этих условиях количество труда не выполняло и не могло выполнять роль объективной характеристики труда, созидающей стоимость.
Что же это за характеристика труда, которая может выполнить роль субстанции стоимости? Марксу эта характеристика была известна, много раз попадала в его поле зрения и он даже применял ее для решения ряда чрезвычайно важных вопросов теории стоимости, но, к сожалению, он не понял ее как объективную субстанцию стоимости. Причина сегодня известна: уровень субстанциализма Маркса был недостаточен, чтобы даже с помощью его величайших интеллектуальных способностей и огромного запаса знаний решить проблему теории стоимости. И, наоборот, с помощью научного субстанциализма, сложнейшая проблема построения объективной теории стоимости, которая оказалась не под силу титану мысли, оказывается легко разрешимой силами простого исследователя.
Итак, теперь можно назвать эту характеристику, которая действительно позволяет труду быть созидающей стоимость субстанцией.
Этой характеристикой и субстанцией стоимости является полезность труда, означающая количество потребительных стоимостей, созданных трудом человека, которое этот человек может и будет использовать для удовлетворения своих потребностей.
В этом определении соблюдены все требования найденных выше четырех существенных признаков явления стоимости, без которых субстанция стоимости невозможна: количество труда, полезный труд, практическое применение благ, собственность человека на результаты своего труда.
Полезность туда - это новая субстанция стоимости, и это та субстанция стоимости, которую безуспешно пытались найти исследователи на протяжении всей истории человечества, чтобы построить объективную теорию стоимости.
Теперь, когда эта субстанция определена, легко увидеть, что Маркс является единственным, кто вплотную подошел к ее открытию. Вернемся ненадолго к его позиции. Это позволит нам лучше увидеть причины его неудач, а также облегчит понимание дальнейшего исследования.
Рассматривая двойственный характер заключающегося в товарах труда, Маркс совершенно точно отметил: «Так как этот пункт является отправным пунктом, от которого зависит понимание политической экономии, то его следует осветить здесь более обстоятельно» (3,т.1, 50). В двойственном характере труда имелось ввиду то, что труд является с одной стороны созидателем потребительных стоимостей, а с другой стороны созидателем стоимости (меновой стоимости) потребительных стоимостей.
Первым шагом его освещения стало определение полезности труда как источника созидания потребительной стоимости: «Труд, полезность которого выражается... в потребительной стоимости его продукта, или в том, что продукт его является потребительной стоимостью, мы просто назовем полезным трудом. С этой точки зрения труд всегда рассматривается в связи с его полезным эффектом» (там же, 50).
Вторым шагом освещения стало определение затрат труда как источника стоимости (меновой стоимости) потребительной стоимости: «Если отвлечься... от полезного характера труда, то в нем останется лишь одно, - что он есть расходование человеческой рабочей силы. ...в стоимости товара представлен просто человеческий труд, затрата человеческого труда вообще» (там же, 52-53).
Как видим, «полезность труда» действительно вошла в число признаков, которыми Маркс описывал явление стоимости. Боле того, вначале он правильно определил, что полезность труда «выражается в потребительной стоимости его продукта». Здесь требовалось лишь уточнить то, как она выражается в потребительной стоимости. Маркс делает такое уточнение, оставив в полезности труда лишь ту ее характеристику, которая обусловливает создание конкретной потребительной стоимости. Делая уточнение он, к сожалению, не заметил, что необходимость такого уточнения есть развилка на пути исследования, которая ведет к принципиально различным результатам исследования в зависимости от содержания этого уточнения.
Если бы он увидел этот факт и уточнил определение полезности труда согласно ее определению, полученному выше с помощью субстанциализма, все его исследование пошло бы по принципиально иному пути. Прежде всего ему не пришлось бы утверждать и потом последовательно проводить во всем своем исследовании положение, что затраты труда являются субстанцией стоимости. Напротив, ему пришлось бы отказаться от этого положения, добытого предшествующим опытом трудовой теории стоимости, раскрыв причины этого отказа, и объявить это положение ошибочным.
Маркс не заметил, что полезность труда содержит не одну, а четыре характеристики, которые в совокупности и дают содержание субстанции стоимости. В итоге можно сказать, что освещение двойственного характера труда с целью определения субстанции стоимости, которому он отводил чрезвычайно важное место в понимании политической экономии, ему не удалось, оно было выполнено неудовлетворительно.
Маркс имел ряд возможностей для изменения своего отношения к пониманию содержания и места полезности труда в определении субстанции стоимости.
Во-первых, при исследовании вопроса об источнике происхождения прибавочной стоимости, где он вкладывает в понятие полезности труда иное содержание:
«рабочая сила, проданная на определенный срок - на день, на неделю и т.д. - обладает меньшей стоимостью, чем та стоимость, которую создает ее потребление в течение этого срока» (3,т.1, 598), труд рабочего «произвел больше стоимости, чем стоимость заработной платы (там же, 598).
Хотя здесь Маркс не применяет термин «полезность труда», речь идет именно о полезности труда, и понимание этой полезности принципиально отличается от полезности труда, определенной им при рассмотрении двойственного характера труда. Здесь полезность труда означает уже количество потребительных стоимостей, созданных трудом. И это количество больше количества потребительных стоимостей, которое рабочий получает за свой труд. То есть здесь полезность труда близко подходит в своем содержании к субстанциальному ее определению.
Во-вторых, при исследовании вопроса о стоимости труда: для Маркса «Труд есть субстанция и имманентная мера стоимостей, но сам он не имеет стоимости» (там же, 547). «Чем же могла бы определяться стоимость, например, двенадцатичасового рабочего дня? Очевидно лишь 12 часами труда, содержащимися в двенадцатичасовом рабочем дне: но это плоская тавтология» (там же, 545).
Как видим, вопрос о стоимости труда решается отрицательно из-за тавтологии, которая неизбежно возникает, если субстанцией стоимости считается количество труда. Но если эта субстанция имеет другое содержание, которым является полезность труда, то очевидно вопрос о стоимости труда имеет положительное решение, состоящее в том, что стоимость труда равна его полезности.
Маркс, однако, не был категоричен в решении вопроса о стоимости труда. Он допускал возможность иного решения, отметив, что если бы труд имел стоимость, то он «уничтожил бы или закон стоимости... или же само капиталистическое производство» (там же, 546). «если бы действительно существовала такая вещь, как стоимость труда, и он (капиталист - АГ) уплачивал бы эту стоимость, то не могло бы существовать никакого капиталиста, его деньги не могли бы превратиться в капитал» (там же, 552).
Маркс был близок к истине, но его следует уточнить: если бы труд имел стоимость, то это вызвало бы принципиальные изменения в понимании субстанции стоимости, закона стоимости, капиталистического производства и всех экономических отношений в человеческом обществе.
Маркс не мог в силу названных выше причин пересмотреть свое отношение к субстанции стоимости как количеству труда, а затем к закону стоимости и т.д., поэтому он остался на позиции отрицания стоимости труда, а полезность труда, с которой он столкнулся при исследовании прибавочной стоимости, была использована им только частично с совершением ряда серьезных ошибок.
Одной из таких ошибок является введение им понятия «рабочая сила», призванного устранить трудности, с которыми столкнулась экономическая теория при попытках объяснения прибавочной стоимости, образующейся как разность между стоимостью продукта труда и стоимостью самого труда, создавшего этот продукт.
Существование этой прибавочной стоимости неизбежно порождало вопрос: «почему труд и те товары, на которые он обменивается, обмениваются не согласно закону стоимости, не по относительным количествам труда? (3,т.4,ч.2, 400), не согласно тому, что «стоимость труда равна стоимости продукта труда» (3, т.4,ч.1, 39).
Пытаясь найти ответ на этот вопрос, А. Смит приходит к выводу, что здесь «рабочее время перестает быть имманентной мерой, регулирующей меновую стоимость товаров» (там же, 40), «что если рабочему уже не принадлежит весь продукт его труда и он принужден делить этот продукт - или его стоимость - с собственником капитала, то этим устраняется закон, по которому соотношение, в каком обмениваются друг на друга товары, - или их меновая стоимость, - определяется количеством овеществленного в них рабочего времени. Более того, он выводит прибыль капиталиста именно из того, что последний не оплатил часть присоединенного к товару труда, откуда и возникает прибыль, получаемая им при продаже товара» (там же, 46-47). «Иначе говоря, он приходит к выводу: или закон стоимости вообще неверен, или он постоянно нарушается в сфере обмена» (7, 136).
Д. Рикардо в этом вопросе оказался неудовлетворенным своей позицией:
«Я не удовлетворен моим изложением вопроса о стоимости... Я вполне убежден, что, останавливаясь на количестве труда, воплощенного в товарах, как на законе, регулирующем их относительную стоимость, мы находимся на правильном пути... если бы я мог льстить себя надеждой, что при бдительном размышлении я пришел бы к более удовлетворительным выводам: но я уверен, что мне это не удастся: я так много размышлял об этом, что теряю надежду разглядеть этот предмет яснее собственными силами, без помощи других» (7, 136).
По сути вопроса, как отметил Маркс, «Рикардо просто-напросто отвечает, что так уж обстоит дело в капиталистическом производстве. Он не только не разрешает проблему, но даже и не улавливает ее у А. Смита. ...он ограничивается доказательством того, что ...стоимость труда... не опровергает положения о том, что стоимость товаров, отличных от самого труда, определяется относительным количеством заключающегося в них труда. ...Но чем отличается товар-труд от других товаров? В первом случае - это живой труд, во втором - овеществленный труд. Следовательно, это лишь две различные формы труда. Почему для одной из них имеет силу закон, который недействителен для другой, если различие здесь лишь формальное? Рикардо не отвечает на этот вопрос, он даже не ставит его» (3,т.4,ч.2, 399).
Но вот к исследованию вопроса присоединяется Маркс и заявляет:
«Вопрос так поставленный, по самой сути своей неразрешим, - поскольку предпосылкой признается закон стоимости, - и неразрешим он по той причине, что труд как таковой, противопоставляется товару, что определенное количество непосредственного труда, как такового, противопоставляется определенному количеству овеществленного труда» (там же, 400).
Для преодоления неразрешимости вопроса Маркс вводит понятия «товар - рабочая сила» и «стоимость рабочей силы», заменяющие понятия «товар-труд» и «стоимость труда», считая, что «Определение стоимости рабочей силы как товара имеет весьма существенное значение. Эта стоимость равна рабочему времени, которое требуется для создания средств к жизни, необходимых для воспроизводства рабочей силы, или равна цене средств к жизни, необходимых для существования рабочего как рабочего. Только на этой основе возникает разность между стоимостью рабочей силы и той стоимостью, которая создается путем применения этой рабочей силы, - разность, не существующая ни для какого другого товара, так как потребительная стоимость, а, следовательно, и потребление всякого другого товара не может повысить его меновую стоимость или те меновые стоимости, которые из него получаются» (3,т.4,ч.1, 11).
«Фактически на товарном рынке владельцу денег противостоит непосредственно не труд, а рабочий. То, что продает последний, есть его рабочая сила. Когда его труд действительно начинается, он перестает принадлежать ему и, следовательно, не может быть им продан. Труд есть субстанция и имманентная мера стоимостей, но сам он не имеет стоимости».
«Классическая политическая экономия без всякой критики позаимствовала у обыденной жизни категорию «цена труда», чтобы поставить затем вопрос: чем определяется эта цена?» (3,т.1, 547). «...стоимость труда есть лишь иррациональное выражение для стоимости рабочей силы» (там же, 549).
Предложенное Марксом понимание вопроса устраняло его неразрешимость и дало его решение, в котором сохраняют свое фундаментальное значение и субстанция стоимости, и закон стоимости, и не осталось места для мысли, что они не действуют или нарушаются, что рабочего каким-то образом надувают.
Данное решение можно было бы назвать гениальным решением, достойным восхищения титаном мысли, которым был Маркс, если бы оно оказалось верным. К сожалению, оно оказывается великой ошибкой великого человека, которая просто раскрывается с помощью полученных выше результатов на основе субстанциализма.
Замена понятий, проведенная Марксом, оказалась необоснованной. Он сам дает первый факт для своего опровержения. Его одного достаточно, чтобы разрушить все его решение. Этим фактом является уточнение рабочей силы, данное им самим: «той «потребительной стоимостью», которую рабочий доставляет капиталисту, является в действительности не рабочая сила, а ее функция, определенный полезный труд, труд портного, сапожника, прядильщика и т.д. Что этот же самый труд, с другой стороны, есть всеобщий созидающий стоимость элемент, - свойство, отличающее его от всех других товаров, - это обстоятельство ускользает от обыденного сознания» (3,т.1, 551).
Отсюда следует, что товаром и носителем стоимости является в действительности не рабочая сила, а только труд, поскольку товаром и стоимостью, и опять же согласно Марксу, могут быть только потребительные стоимости, обусловленные трудом. Рабочая сила не может быть ни товаром, ни носителем стоимости, ибо она не соответствует критериям субстанции стоимости. Не может она обладать такими качествами и на основе того, что она находится в определенном отношении к своему труду. Это отношение не является отношением тождества. Рабочая сила «...существует в личности рабочего и столь же отлична от своей функции, труда, как машина отлична от своих операций» (там же, 548).
Таким образом, понятия «товар - рабочая сила» и «стоимость рабочей силы», взятые Марксом с целью преодоления неразрешимости вопроса о прибавочной стоимости, породили лишь прекрасную иллюзию решения вопроса и иллюзию сохранения понятия субстанции стоимости и закона стоимости. В действительности они опрокинули критерии стоимости самого Маркса, а сам вопрос оставили в том же состоянии неразрешимости, в каком он и был до исследования Маркса.
Разрешить этот «неразрешимый» вопрос в рамках трудовой теории стоимости, да и в рамках теории полезности было невозможно. Он мог быть решен только в рамках научного субстанциализма.
Теперь, когда мы знаем, что субстанцией стоимости является полезность труда, а не количество труда и не субъективная ценность потребительной стоимости, решение вопроса о прибавочной стоимости не только может быть осуществлено, но оно уже получено в своей главной части, касающейся субстанции стоимости.
На основе имеющихся уже результатов можно сказать, что А. Смит, высказавший сомнения в части действия понятия субстанции стоимости и закона стоимости, был ближе к истине, чем Маркс, попытавшийся решить проблему, сохраняя фундаментальные положения теории стоимости. Конечно, Марксу тоже было присуще сомнение в истинности своей позиции, ведь он допускал мысль, что труд все же может иметь стоимость. Это говорит о том, что он, как и А. Смит, чувствовал, что если стоимость труда и продукта труда, взятые с учетом использования прошлого труда, не совпадают, то тем самым отрицается очевидный факт, что труд является единственным средством сохранения жизни. Поскольку такое отрицание невозможно, то неизбежно должно было возникнуть сомнение в истинности субстанции стоимости и закона стоимости, которые сами являются следствием этого факта и потому не могут ни в каком виде узаконивать его отрицание. Это было бы грубейшим нарушением субстанциальной субординации труда, с одной стороны, и субстанций стоимость и закон стоимости, с другой стороны.
Такие исследователи как А. Смит, Д. Рикардо, К. Маркс не могли не чувствовать и не выразить как-то эту зависимость. Но у них не было средств, чтобы раскрыть ее картину. Поэтому они были вынуждены либо ограничиться высказыванием сомнений, либо признаться в беспомощности, либо решиться на попытку решения вопроса без выяснения причин своих сомнений, которая неизбежно была обречена на неудачу. Что и произошло с попыткой, предпринятой Марксом. Не решив более общую задачу, он взялся решать частную задачу с помощью введения понятия «рабочая сила», а итогом стали новые ошибки, суть которых он даже не почувствовал.
Опираясь на имеющиеся результаты можно сказать также, что следующим шагом решения «неразрешимого» вопроса о прибавочной стоимости должно стать формулирование нового закона стоимости, который бы открывал картину того, как в действительности возникает прибавочная стоимость, представленная разностью между стоимостью продукта труда и стоимостью самого труда, и который содержал бы в себе условия, не допускающие возникновение прибавочной стоимости у кого-либо из участников товарного производства и обмена, за счет какого-либо нарушения содержания субстанции стоимости - полезности труда.
Читатели, которые уже поняли и освоили требования субстанциализма, в принципе могут сами сформулировать новый закон стоимости. Попытка такого рода позволила бы им оценить практически свой уровень понимания субстанциализма. Для облегчения этой работы можно подсказать, что закон стоимости должен учитывать не только первый акт обмена товаров, а всю историю их последующего обращения и применения. Остальные читатели, конечно, могут увидеть закон стоимости только после знакомства с ним в дальнейшем исследовании.
7. ЧАСТНЫЕ СУБСТАНЦИИ СТОИМОСТИ
Полезность труда есть субстанция стоимости потребительных стоимостей. Поскольку всякая субстанция реализуется с помощью частных субстанций, для получения более полной картины явления стоимости в рамках его новой субстанции, рассмотрим некоторые из частных субстанций, от которых зависит формулирование нового закона стоимости.
Всякая частная субстанция, как и любая другая субстанция, является конкретным явлением, обладающим множеством признаков. Из них нас должны интересовать лишь те признаки, которые позволяют явлению стать частной субстанцией, и, следовательно, не нарушают субординации между высшей и частной субстанцией и не претендуют на место высшей субстанции.
В первую очередь нужно рассмотреть частные субстанции, которыми являются существенные признаки явления стоимости, вошедшие в определение субстанции стоимости. В совокупности эти признаки дают содержание субстанции стоимости, но каждый из них в отдельности не может занять место субстанции стоимости, а может стать лишь одной из ее частных субстанций.
Рассмотрим, каково влияние этих частных субстанций на полезность труда или величину стоимости.
ЗАТРАТЫ ТРУДА. Эта частная субстанция является неизбежной необходимостью для того, чтобы потребительная стоимость, найденная в природе или созданная вновь, стала обладать стоимостью. Эта субстанция созидает стоимость, но она же и ограничивает ее величину. Для увеличения стоимости человеку остается только один путь, путь сокращения затрат труда, с помощью которого открывается безграничная возможность увеличения полезности труда как за счет повышения его производительности, так и за счет создания не одной, а нескольких различных потребительных стоимостей в нужном для удовлетворения потребностей количестве, представляющем в совокупности большую стоимость.
Таким образом, не увеличение количества труда, пусть даже общественно необходимого, а наоборот его уменьшение является важным условием увеличения полезности труда и стоимости.
Труд претендует на создание потребительных стоимостей, удовлетворяющих или способных удовлетворить потребности человека. Коль скоро ему это удается, можно считать, что при создании различных потребительных стоимостей, в рамках достигнутой суммарной полезности труда, равные затраты труда имеют равную полезность, большие затраты труда имеют большую полезность, пропорциональную количеству труда.
Такая зависимость вытекает из того, что известное суммарное количество потребительных стоимостей приходится на все время, затраченное на их создание, и время оказывается пронормированным количеством потребительных стоимостей.
Эта зависимость имеет одностороннюю направленность. Опираясь на количество потребительных стоимостей и время, затраченное на производство каждой потребительной стоимости, можно определить масштаб их приведения к единой единице измерения. Но обратной зависимости не существует. Если будет известно время, затраченное на производство каких-то количеств потребительных стоимостей, то по нему нельзя определить количество созданных потребительных стоимостей и полезность труда. Чтобы последнее стало достижимым, время обязательно должно быть пронормировано через потребительные стоимости.
Зависимость полезности труда от рабочего время выполняет только роль масштаба, позволяющего выразить суммарную полезность труда, создавшего несколько различных потребительных стоимостей, через количество какой-то одной потребительной стоимости, взяв ее за единицу измерения. Но из этой зависимости никак не следует, что количество труда и есть субстанция стоимости. В противном случае это означало бы, что частная субстанция заняла место своей высшей субстанции. То есть это означало бы совершение серьезной субстанциальной ошибки.
Полезность различных видов труда может быть измерена только через полезность труда, но не через другие сущности, например, затраты труда.
Всякая сущность может быть измерена только через подобную ей сущность, взятую за единицу измерения, например, измерение времени, пространства, массы и т.д. Время не может стать пространством, массой, поскольку у каждого явления может быть только одна субстанция и для превращения одного явления в другое необходимо соответствующее изменение этой субстанции. Но связанные между собой явления могут влиять на измерение их величины, например, времени, пространства, массы.
В экономических явлениях таким примером является отношение полезности или стоимости труда и количества или времени труда.
Конечно, осознавая трудовую зависимость пропорции, с помощью которой все потребительные стоимости могут быть приведены к единой единице измерения, легко можно поддаться признанию того, что количество труда и есть субстанция стоимости. «Здравый смысл» услужливо ведет именно к этой мысли. Но наука стоит выше здравого смысла, и мы обязаны подчиниться ее критериям истины - критериям субстанциализма, но не здравого смысла, пусть даже очень убедительного.
ПОТРЕБИТЕЛЬНАЯ СТОИМОСТЬ. Эта частная субстанция определяет признание продукта труда в качестве носителя стоимости, но может оказывать также влияние на величину стоимости. Например, потребление какого-нибудь продукта труда, признанного потребительной стоимостью, может вызвать отрицательное действие на жизнь человека и вынудить его затрачивать труд на устранение этих последствий, уменьшая тем самым совокупную величину стоимости, которую мог создать труд человека при отсутствии этих отрицательных последствий. Влияние на полезность труда может быть и за счет положительного действия от применения потребительной стоимости, которое может сократить влияние отрицательных последствий от применения других потребительных стоимостей.
Следовательно, полезность труда будет максимальной, если продукты труда, ставшие потребительными стоимостями, не будут порождать отрицательных последствий от их использования, а также сокращать отрицательные последствия от применения других потребительных стоимостей.
Благодаря этому свойству влияния на полезность труда, одна потребительная стоимость может иметь большую или меньшую стоимость по отношению к другой потребительной стоимости при одинаковом влиянии всех остальных частных субстанций на полезность труда. Например, при равных затратах труда и равном количестве двух разных потребительных стоимостей их стоимости будут различны.
КОЛИЧЕСТВО ПОТРЕБИТЕЛЬНОЙ СТОИМОСТИ. Эта частная субстанция определяет количество потребительной стоимости, выше которого потребительная стоимость перестает быть носителем стоимости а полезность труда по ее дальнейшему производству становится равной нулю.
Согласно данной субстанции, полезность труда будет максимальной, если после достижения количеством потребительной стоимости уровня потребления, ее производство будет прекращено и переключено на производство других потребительных стоимостей, что в совокупности приведет к созданию большей стоимости.
Данная субстанция может влиять на стоимость одной потребительной стоимости по отношению к другой, если их количество оказывается на разном уровне и ниже уровня, в котором они еще обладают стоимостью, если в момент их потребления или возможного потребления существует разная потребность в количестве этих благ. Это влияние порождается тем, что потребность, которая подлежит удовлетворению но не будет удовлетворена, может вызвать отрицательные последствия, для устранения которых потребуется создание других потребительных стоимостей, что в сумме снизит полезность труда.
СОБСТВЕННОСТЬ ТРУДА НА СВОЙ ПРОДУКТ. Эта частная субстанция определяет полезность труда при соблюдении всех остальных частных субстанций.
Полезность труда будет максимальной, если весь продукт является собственностью труда.
Собственность может быть больше той величины, которую труд создал непосредственно, если применение созданных им потребительных стоимостей обладает каким-либо положительным эффектом. Например, сокращает отрицательное влияние от применения потребительных стоимостей.
Собственность может быть меньше той величины, которую труд создал непосредственно, если применение созданных им потребительных стоимостей обладает отрицательным эффектом.
Иначе говоря, собственность труда на весь свой продукт означает, что в этот продукт должны включаться не только непосредственный продукт труда, но и все последствия от его применения, взятые в стоимостной форме.
8. ВИДЫ ХОЗЯЙСТВЕННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Новое определение субстанции стоимости является нейтральным к тому, создается ли стоимость в натуральном хозяйстве Робинзона или в товарном хозяйстве, поскольку оно сформулировано по отношению к интересам сохранения жизни человека непосредственно, а не через формы стоимости: меновую стоимость или субъективную стоимость (ценность).
Поэтому обратимся теперь к тому, как рассмотренные выше частные субстанции оказывают влияние на полезность труда в хозяйстве Робинзона и в товарном хозяйстве, которое в свою очередь может быть разделено на рыночное и плановое.
По существу это будут те же частные субстанции, но стоящие уровнем субординации ниже за счет того, что их действие конкретизировано отнесением их к тому или иному виду хозяйства. На этом уровне частные субстанции приобретают новые качества, которых не было видно на более высоком уровне субординации.
Виды хозяйства: натуральное и товарное, являются частными субстанциями явления стоимости, определяющими характер производства и потребления потребительных стоимостей.
В натуральном хозяйстве производство всех потребительных стоимостей основано на отсутствии разделения труда в их производстве и полном их потреблении в самом хозяйстве производителя. Идеальным практическим примером натурального хозяйства является хозяйство Робинзона.
В товарном хозяйстве производство всех потребительных стоимостей основано на разделении труда различных производителей и обмене между ними продуктами их труда как товарами для возможности удовлетворения их собственных потребностей. Идеального практического примера товарного хозяйства не существует, поскольку в этом хозяйстве всегда имеются элементы натурального хозяйства, то есть всегда имеется часть производителей, которые занимаются производством не только для обмена, но и для удовлетворения хотя бы части своих потребностей продуктами своего труда. Поэтому идеалом товарного хозяйства может быть только приведенная выше теоретическая конструкция.
Товарное хозяйство само реализуется в виде рыночного хозяйства и планового хозяйства, которые также являются частными субстанциями стоимости. Рыночное хозяйство и плановое хозяйство в ХХ веке принято еще называть капиталистическим и социалистическим. Такое отождествление неверно по ряду причин, главную из них можно будет увидеть ниже.
В рыночном хозяйстве производство и обмен товаров между их производителями производится на свободной основе без наличия каких-либо ограничений, стоящих над производителями в вопросах производства товаров, выбора партнеров для обмена, количеств обменивающихся товаров и пропорций, в которых они обмениваются, будь то в натуральном измерении или в денежном эквиваленте. Обмен производится по ценам товаров, устанавливаемым на основе соглашения самими производителями или их посредниками.
В плановом хозяйстве все вопросы производства и обмена товаров решаются не самими производителями товаров, а государственной властью, действующей не на основе получения согласия производителей, а полностью независимо от них, исходя лишь из необходимости решения вопросов сохранения и развития государства, а также решения ряда вопросов, порождаемых негативными сторонами рыночного хозяйства, такими как безработица, низкий уровень жизни некоторых слоев населения, кризисы перепроизводства и т.д.
Теоретической основой рыночного хозяйства является безусловное признание за каждым человеком естественного права самому решать все вопросы производства и обмена товаров, быть собственником своего труда и его продукта и нести непосредственную ответственность за все последствия своей производственной деятельности. Никаких научных оснований для этого основания не имелось. Просто оно считалось естественным, само собой разумеющимся и потому достаточным и не требующим никаких дополнительных оснований.
Теоретической основой планового хозяйства является безусловное признание за государственной властью права решать все главные вопросы производства и обмена товаров, быть собственником продуктов труда и нести ответственность за все последствия производственной деятельности общества. Это основание тоже не имело никаких научных оснований. Оно считалось естественным следствием права власти решать все вопросы общества.
Приведенные характеристики рыночного и планового хозяйства являются их искусственным теоретическим идеалом. Практического идеала их не существует, они оба присутствуют в каком-либо сочетании в любом практическом хозяйстве, начиная с момента появления товарного производства. Признание того или иного начала целиком зависело от государственной власти. Оно было следствием права власти решать все вопросы устройства общества. Если в рыночной экономике власть на основе своего права власти признавала в той или иной мере основания рыночного хозяйства, то в чисто плановом хозяйстве власть на той же основе права власти не отводила основаниям рыночного хозяйства какую-либо серьезную роль. Вся история товарного производства является историей борьбы этих двух видов хозяйства за господство в общественном производстве. В ХХ веке эта борьба разделила все общественное производство на капитализм и социализм. В первом господствует рыночная основа, во втором плановая. Впервые за долгую историю товарного производства разделение произошло не на основе преобладания каких-то тенденций в действиях государственной власти и общества, а на основе построенной К. Марксом и нашедшей широкое общественное признание теории общественного устройства и развития, в которой, как ему казалось, он дал научное основание того, как строились и как должны строиться решения всех главных вопросов общества, включая вопросы товарного производства. Ниже мы рассмотрим последнюю часть, поскольку она имеет главное значение для нашего исследования.
Выяснив существенные характеристики натурального и товарного хозяйства, можно теперь перейти от частных субстанций первого уровня субординации, обусловленного непосредственно понятием субстанции стоимости, к рассмотрению их новых характеристик, которые они приобретают на втором уровне субординации, обусловленном видом хозяйства.
8.1. ХОЗЯЙСТВО РОБИНЗОНА
Формы проявления частных субстанций в хозяйстве Робинзона мало отличаются от их первого уровня субординации, поэтому не будем останавливаться на каждой из них в отдельности, а дадим общую характеристику.
Дополнением к содержанию этих субстанций является то, что Робинзон сам может и должен определить затраты труда по каждому виду потребительной стоимости, полученной благодаря его труду, а также суммарную полезность своего труда. Конечно, суммарная полезность труда будет интересовать его, скорее в натуральном измерении всех потребительных стоимостей, чем приведенная к единой единице измерения. О существовании последней он может даже не догадываться. Для его благополучия достаточно знать совокупное количество всех потребительных стоимостей и затраты труда по каждой из них.
Перед началом труда он также может и должен сам определить все потребительные стоимости и их количество, которые ему необходимо произвести для удовлетворения своих потребностей.
Все удачи и неудачи в решении этих вопросов отражаются непосредственно на благополучии Робинзона и позволяют добиваться высшей полезности своего труда за счет устранения ошибок в создании и применении потребительных стоимостей.
В вопросе собственности на продукт своего труда он не имеет претендентов со стороны других людей и потому является единственным обладателем всего своего продукта со всеми возможными последствиями от его применения. Вопрос о собственности у него может даже не возникнуть.
8.2. РЫНОЧНОЕ ХОЗЯЙСТВО
Формы проявления частных субстанций в рыночном хозяйстве имеют существенные отличия от первого уровня субординации, поэтому рассмотрим их каждую индивидуально.
ЗАТРАТЫ ТРУДА. В рыночном хозяйстве затраты труда, произведенные по каждой из потребительных стоимостей или по каждому товару, не могут служить для нормирования времени в количестве товаров и в последующем для определения пропорции, в которой они должны обмениваться. Причины две:
Во-первых, неизвестны количества товаров, которые на рынке будут обменены и, следовательно, признаны как нашедшие применение и носители стоимости.
Во-вторых, время, затраченное разными производителями товаров, не может рассматриваться, как говорил Маркс, общественно необходимым, то есть таким, при котором труд характеризуется одинаково по интенсивности, умелости, вооруженности и прочим качествам, определяющим его производительность. Лишь у Робинзона труд можно считать, да и то лишь условно, обладающим такими качествами.
Количество товаров, нашедших применение, может быть определено лишь после совершения акта обмена. Но как только этот акт совершится, становятся известными и пропорции, в которых обмениваются товары, и общественно необходимое время, которое может быть определено с помощью пропорции товаров.
Как же стало возможным определение пропорции при обмене товаров не только без помощи затрат труда, но в последовательности, когда сами затраты труда оказываются определимыми после и с помощью определения пропорции товаров?
Ответ прост. Обмен товаров осуществляется не с помощью соизмерения затрат труда, а с помощью соизмерения полезности труда. Каждый производитель товаров стремится на рынке получить за свой товар максимальное количество необходимых для удовлетворения его потребностей товаров, которых у него нет. При определении количества товаров, которое он хотел бы получить за количество своего товара, он, конечно, может исходить только из того, чтобы это количество обеспечило ему как минимум сохранение и воспроизводство своей жизни. Но это не означает, что такое количество товаров он действительно получит. При обмене он может получить и меньшее, и равное, и большее количество товаров. Совершение акта обмена означает, что каждый производитель считает полезность своего труда равной количеству товаров, которое он получает взамен своего количества товаров от другого производителя, то есть признает полезность своего труда равной полезности другого труда, чьи товары он приобретает.
Равенство полезностей труда производителей товаров, вступивших в обмен, устанавливает пропорцию, в которой обмениваются товары, затем позволяет определить общественно необходимое время на производство количества каждого из обмененных товаров, оно же ведет к тому, что затраты общественно необходимого труда по обмененным товарам оказываются равными.
Как видим, у трудовой теории стоимости был серьезный повод признать затраты труда субстанцией стоимости: ведь у обмененных товаров затраты общественно необходимого труда равны. Но затраты труда, как мы теперь видим, являются не основой обмена товаров, а всего лишь следствием применения действительной основы обмена, которой является полезность труда.
Ошибка трудовой теории стоимости, принявшей следствие субстанции стоимости в качестве самой субстанции стоимости, привела ее к мысли о неразрешимости проблемы происхождения прибавочной стоимости как разности между стоимостью продукта труда и стоимостью самого труда, и новым ошибкам при попытке Маркса решить эту проблему с помощью введения понятия «товар - рабочая сила» и отказа от понятия «стоимость труда».
Рассматривая обмен товаров на основе новой субстанции стоимости как полезности труда нетрудно увидеть, что и в этом случае, казалось бы, сохраняется неразрешимость вопроса о прибавочной стоимости. Действительно, если товары обмениваются при равных полезностях их труда, то опять появление прибавочной стоимости как разности между стоимостью продукта труда и стоимостью труда означает нарушение нового правила обмена - правила равных полезностей труда, содержащихся в товаре - труд и товаре - продукт труда.
В рамках трудовой теории стоимости неразрешимость этого вопроса была объективной, но в рамках субстанциальной теории стоимости неразрешимость этого вопроса является лишь кажущейся, а решение вопроса заключается в следующем.
Труд, получив свою стоимость в виде другого товара или денежного эквивалента в обмен на свой продукт, не нарушил правило обмена ни со стороны продавца, ни со стороны покупателя. Обмен произошел с соблюдением равенства полезностей труда. Но это равенство соблюдается лишь в том случае, если каждая из сторон, получив необходимый ей продукт, использует его для удовлетворения своих личных потребностей, а не направляет его для дальнейшего обращения, например, в новую продажу или в какое-то производство, продукты которого будут вынесены на рынок.
Если в первом случае равенство полезностей труда соблюдается, то во втором случае, чтобы это равенство не нарушалось, полезность труда каждого из участников первого акта обмена товаров должна быть определена заново, но уже не на основе новых рыночных соглашений между участниками первого акта обмена, а на основе права собственности труда на свой продукт, которое распространяется на весь процесс обращения продуктов труда и независимо от числа актов обмена или нового производства, в которые может быть вовлечен продукт труда.
Иначе говоря, право собственности труда на продукт своего труда не заканчивается на первом акте обмена, а сохраняется на весь период обращения этого продукта. Это продление права собственности вызвано тем, что действительная полезность труда может быть определена только при учете всех последствий применения его продукта, а также тем, что труд должен обладать собственностью на всю свою полезность, а не на часть, определившуюся в первом акте обмена товаров.
Следствием этого положения является то, что покупатель не обладает правом полной собственности на приобретенный товар, если он направляет его в новое общественное обращение. Другим следствием этого положения является то, что рынок оказывается необходимым, но недостаточным условием для определения стоимости труда и товара. Действительная стоимость товара может быть определена лишь с учетом новых отношений собственности, порожденных новой субстанцией стоимости, то есть с учетом суммарной полезности труда и товара.
Очевидно, что при определении суммарной полезности труда за весь период обращения продукта труда будет изменяться не только полезность труда, но и затраты общественно необходимого времени при производстве товара. При этом может возникнуть ситуация, при которой суммарная полезность труда будет изменяться иначе, чем суммарные затраты труда. Например, количество труда будет увеличиваться, а полезность труда падать. Например, в бывшем СССР работало все трудоспособное население, затраты общественно необходимого труда были огромны, но полезность общественного труда была ничтожной. С помощью нее невозможно было удовлетворить даже элементарные потребности всего населения в жилье, качественном питании, медицинском обслуживании и т.д. И чем больше работало население, пытаясь удовлетворить свои потребности, тем менее полезным становился весь общественный труд. Огромная система общественного производства, имея богатейшие трудовые и материальные ресурсы, не могла обеспечить их эффективное использование и высшую полезность труда и по существу осуществляла бессмысленное расходование всех ресурсов - труд во имя труда, а не во имя процветания жизни.
Отношения собственности, которые существуют при определении суммарной полезности труда, мы рассмотрим ниже.
В рамках трудовой теории стоимости подобные решения неразрешимого вопроса о прибавочной стоимости возникнуть не могли, они были скрыты за непроницаемыми стенами ошибочной субстанции стоимости. За этими стенами не могла возникнуть даже мысль о возможности подобных решений.
ПОТРЕБИТЕЛЬНАЯ СТОИМОСТЬ. В рыночном хозяйстве потребительная стоимость, которая должна производиться, определяется уже не по отношению к потребностям самого производителя, а по отношению к потенциальным потребностям субъектов общества. Производитель вообще может не использовать производимый им продукт для удовлетворения своих потребностей. Он целиком может предназначаться для других потребителей.
От правильного выбора потребительной стоимости целиком зависит благополучие производителя. Из-за ошибок он может не только ухудшить свое благополучие, но и лишиться полностью средств существования.
В рамках трудовой теории стоимости и теории полезности производителя интересовала лишь стоимость, которую он мог получить за свой труд или товар. Влияние потребительной стоимости на стоимость труда от результатов обращения продуктов труда, за редким исключением, никак не проявлялось. Такая связь сложилась лишь для некоторых результатов творческого труда писателей, артистов, изобретателей и других категорий работников, как форма учета положительных последствий применения продукта труда; а также для некоторых результатов труда во многих областях деятельности человека, как форма учета отрицательных последствий использования труда или его продуктов, действующая в виде материальной ответственности за причиненный ущерб.
Связь эта строится на основе рыночных соглашений или законов общества, не выходящих за пределы теоретических положений рыночного хозяйства.
В рамках субстанциальной теории стоимости учет влияния потребительной стоимости на стоимость труда помимо стоимости, определяемой в акте товарного обмена, является не случайным эпизодом, а обязательным условием для определения суммарной полезности труда. И проводиться этот учет должен не на основе каких-то новых рыночных соглашений или законов общества, а на основе отношений собственности, порожденных новой субстанцией стоимости.
Следствием учета этого влияния потребительной стоимости является то, что в стоимости труда и товара начинают во всех случаях учитываться как положительные, так и отрицательные последствия применения потребительной стоимости. И этот учет проводится не на основе субъективных оценок участников товарного обмена, а на основе объективных законов экономических отношений.
Другим следствием является опять, как в предыдущей частной субстанции, то, что рынок оказывается необходимым, но недостаточным условием для определения стоимости труда и товара.
В результате учета влияния потребительной стоимости на стоимость труда и товара за весь период обращения продукта труда будут изменяться полезность труда и затраты труда. В конечном итоге может оказаться, что при огромных затратах общественно необходимого труда полезность труда не только не вырастет, но станет равной нулю или громадной величиной с отрицательным знаком, которая будет вычитаться из совокупной полезности всего общественного труда. Такой результат вызывается тем, что полезность труда может быть как с положительным знаком, так и с отрицательным. Затраты труда могут быть только с положительным знаком. Время отрицательных значений не имеет.
Примером может быть Чернобыльская катастрофа. Стоимость произведенной на ней энергии многократно перекрыта отрицательными последствиями использования атомной энергии. Конечно, это не означает, что от использования атомной энергии нужно отказаться. Это означает, что из потребительной стоимости, представленной в атомной энергии, должны быть исключены с высоким уровнем надежности такие ее качества, которые ведут к катастрофам.
КОЛИЧЕСТВО ПОТРЕБИТЕЛЬНОЙ СТОИМОСТИ. Влияние этой субстанции на полезность труда в рыночном хозяйстве также определяется не по отношению к потребностям самого производителя, а по отношению к платежеспособным потребностям субъектов общества.
От правильного определения количества произведенного продукта зависит, будет ли полезность труда максимальной, когда количество продукта будет соответствовать потребностям общества; либо ниже максимальной, когда количество продукта будет ниже потребностей общества или будет превышать потребности общества.
Влияние количества продукта на полезность труда определяется также и за счет случайной монополии рынка, под которой Маркс понимал «монополию, создающуюся для покупателя или продавца благодаря случайному состоянию спроса и предложения» (3,т.3, 185). Благодаря этой монополии полезность труда может быть повышена, если количество продукта будет ниже спроса, и понижена, если количество продукта будет выше спроса.
Рынок общества не является чем-то единым, где могут встретиться все произведенные в обществе товары, а представляет из себя множество отдельных локальных рынков, не имеющих необходимых связей с другими рынками. Поэтому может возникнуть ситуация, когда количество произведенного продукта соответствует платежеспособной потребности всего общества в целом, но на отдельном локальном рынке оно представлено в недостаточном или избыточном количестве. В результате на данном рынке возникает явление относительного перепроизводства какого-то продукта, а значит и уменьшение полезности создавшего его труда с соответствующим изменением пропорции его обмена на другие продукты, когда цена избыточного продукта падает, а цена недостающего продукта возрастает. Но не только эта причина вызывает изменение цены товаров. При отсутствии равновесия между спросом и предложением на отдельном рынке по отношению ко всему рынку общества действует также явление отрицательных последствий от неудовлетворения какой-то потребности в данный момент. В результате покупатель, а равно и продавец не могут отложить свой спрос или предложение и вынуждены переплачивать или недополучать цену за покупаемый или продаваемый товар.
В результате взаимодействия рынков устраняются преимущества и убытки одних товаров перед другими, но оно не устраняет ранее полученных выгод и убытков полностью.
Каждый покупатель и продавец на рынке меняются местами, что ведет к некоторой компенсации убытков за счет выгод, но и этот процесс не может устранить сохранение преимуществ и потерь, возникающих на локальном рынке для отдельных товаров.
В конечном счете, случайная монополия служит важным фактором повышения или снижения полезности некоторых видов труда, которым можно пользоваться и пользуются практически.
Как видим, влияние данной частной субстанции на полезность труда также невозможно без участия рынка, но рынок и здесь не является достаточным условием для определения полезности труда и стоимости товара.
В результате учета влияния количества потребительной стоимости на стоимость труда и товара за весь период обращения продукта труда будут изменяться и полезность труда, и затраты труда. При этом может возникнуть ситуация, при которой затраты труда останутся неизменными, а полезность труда вырастет или упадет. Может сложиться и ситуация, при которой затраты труда не приведут к возникновению полезности труда, хотя потребительная стоимость будет создана.
СОБСТВЕННОСТЬ ТРУДА НА СВОЙ ПРОДУКТ. Влияние этой частной субстанции на полезность труда имеет чрезвычайно важное значение как для каждого человека, так и для всего человечества. Ошибки в понимании этой субстанции могут привести к тому, что труд, имеющий высочайшую полезность, оставит человека без средств существования, а труд, имеющий высочайшую отрицательную полезность, предоставит человеку в распоряжение огромные богатства; труд общества, при наличии у него всех необходимых ресурсов для создания надежной и процветающей жизни, может быть неэффективным и представлять бессмысленное истребление ресурсов, а при наличии у него минимальных ресурсов, может обеспечивать высочайший уровень жизни и процветания.
Вопрос о собственности имеет такую же длинную историю решения, как и история цивилизации. Человечество пережило несколько крупных этапов его решения, зафиксированных в формациях общественного устройства: первобытнообщинный строй, рабство, феодализм, капитализм, социализм.
С позиции субстанциализма можно утверждать, что все решения не имели научной основы, а были лишь результатами обобщения практического опыта жизни, которые претендовали на место истины и в случае поддержки общества находили в нем практическое применение, пока не обнаруживалась их несостоятельность обеспечить надежность жизни и процветания.
Научное решение вопроса могло появиться только после рождения субстанциализма и решения с его помощью вопроса о субстанции стоимости. Другого пути в природе не существовало, и существовать не может. Остается теперь только выяснить, какой должна быть собственность с позиции субстанциализма и полученных выше с его помощью результатов.
Труд должен быть собственником своего продукта. Эту истину человечество добыло в сознательном виде в эпоху капитализма, а возможно и раньше. Вряд ли кто-то будет оспаривать ее сегодня. Субстанциализм вновь подтвердил ее бесспорность, причем с помощью научных оснований, а не с помощью аксиомы, и пошел дальше, заявив, что труд остается собственником своего продукта и в процессе его дальнейшего обращения после первого акта продажи. Он же показал, что вопрос о собственности неотделим от вопроса о стоимости труда и потребительной стоимости. Вопрос теперь лишь в том, как эту истину реализовать не в хозяйстве Робинзона, где она автоматически реализуется, а в обществе товарного производства, рыночного и планового хозяйства, где один продукт может создаваться многими людьми, многими отраслями специализированного производства, многими странами и этот продукт может проходить длительный процесс обращения и применения в актах обмена и производства новых продуктов.
Иначе говоря, возникает вопрос: какова стоимость труда или доля собственности каждого из участников создания, обращения и применения продукта?
Выше мы видели с помощью новой субстанции стоимости, что определение величины стоимости и права собственности не заканчивается на завершении первого акта истории обращения продукта, а оно распространяется на всю историю его существования; что рыночное хозяйство является необходимым условием для определения величины стоимости и собственности труда при товарном производстве, но не достаточным условием, чтобы определить их действительную величину. Эти решения являются частью решения вопроса о стоимости и собственности труда. Каковы же остальные решения этого вопроса, которые позволяют определить суммарную полезность любого труда, а значит и величину его стоимости и собственности?
Для ответа на этот вопрос рассмотрим сначала простейший акт обмена товара, в котором участвуют производитель товара в роли продавца и покупатель. В таком акте минимальное число участников и тем упрощается задача.
Свой продукт-товар производитель продает на рынке покупателю за сумму А. Если покупатель не пустит товар в новое обращение, то величина стоимости труда и собственности производителя-продавца равна А.
Теперь предположим, что покупатель товара перепродал купленный им товар другому покупателю за сумму В>А. Согласно новой субстанции стоимости величина стоимости труда, а значит и собственности должна быть уточнена. Процесс уточнения также обусловлен новой субстанцией стоимости и не может быть произвольным или построенным на каком-то соглашении участников обмена или нормативном акте государства.
В рыночном хозяйстве полезность труда и стоимость товара определяется не количеством изготовленного товара, а количеством другого товара - рыночного эквивалента, на который он обменивается и которым в данном примере является новая стоимость В. Поскольку в создании рыночного эквивалента участвует помимо труда производителя товара еще и труд первого покупателя его товара, совершившего перепродажу, то стоимость товара определяется уже не только полезностью труда изготовителя товара, но и полезностью труда покупателя - продавца. То есть в рыночном хозяйстве стоимость товара определяется полезностью совокупного труда, участвующего в создании рыночного эквивалента труда.
После перепродажи товара известной оказывается только полезность совокупного труда. Какова же полезность каждого труда, участвующего в создании рыночного эквивалента труда? Первоначально она может быть определена только в относительной полезности каждого труда.
Относительная полезность труда изготовителя товара должна быть равна новой стоимости товара В, поскольку товар не изменил своей потребительной стоимости за счет труда продавца. Покупатель-продавец может претендовать на часть стоимости В, поскольку его труд состоял в том, что он нашел нового покупателя и продал ему товар за более высокую цену. Следовательно, относительная полезность его труда должна быть равна величине В - А. Но этим не исчерпывается участие покупателя в дележе новой стоимости товара, ведь он затратил сумму А на приобретение товара. Значит он должен компенсировать свои затраты, вернув из суммы В сумму А. Далее, поскольку он вложил сумму А в приобретение товара и последующую его перепродажу, его прошлый труд, овеществленный в этой сумме, также имеет право претендовать на относительную полезность, поскольку он тоже участвовал в создании рыночного эквивалента, завершившегося получением более высокой стоимости товара.
Относительная полезность прошлого труда покупателя очевидно должна быть равна сумме А, авансированной им на приобретение товара. Но рыночный эквивалент, в дележе которого он должен участвовать, у него другой. Он определяется из условий применения прошлого труда.
В создании первого рыночного эквивалента В участвуют только труд изготовителя товара и живой труд покупателя-продавца, совершившего перепродажу.
Прошлый труд покупателя-продавца участвует только в приобретении товара, а значит и в получении той доли, которую получит покупатель-продавец при дележе рыночного эквивалента В. Эта доля и есть тот второй рыночный эквивалент, в дележе которого должен участвовать прошлый труд покупателя-продавца вместе с его живым трудом.
Во втором рыночном эквиваленте изменилось положение и живого труда покупателя-продавца. Если в дележе первого рыночного эквивалента В его относительная полезность была равна В - А, то в дележе второго рыночного эквивалента она становится равной величине последнего, поскольку ее получение стало возможно только благодаря его живому и прошлому труду.
Иначе говоря, каждый труд может участвовать только в дележе того рыночного эквивалента, в создании которого он участвовал. Так же и относительная полезность каждого труда должна определяться в рамках только того рыночного эквивалента, в создании которого он участвовал, и определяться она должна по праву собственности труда на свой продукт.
Сам дележ рыночных эквивалентов должен производиться пропорционально относительной полезности каждого труда, участвовавшего в их создании, а дележу по этому правилу должны подлежать лишь части рыночных эквивалентов, оставшиеся после вычета из них материальных затрат, если они входили в состав рыночных эквивалентов.
Разность между рыночным эквивалентом и материальными затратами будем называть прибылью. Если материальные затраты отсутствуют, то прибыль оказывается равной величине рыночного эквивалента.
Во избежание ошибки нужно отметить также различие, которое возникает между первым и вторым рыночными эквивалентами или, иначе, между рыночным эквивалентом первого и второго уровня. Рыночный эквивалент первого уровня определяется на рынке и включает в себя стоимость живого и прошлого труда. Рыночный эквивалент второго уровня определяется расчетом, в результате которого в нем оказывается представленным только живой труд. Чтобы получить этот эквивалент в полном объеме к нему нужно добавить стоимость прошлого труда. Эту процедуру необходимо выполнить, если рыночный эквивалент второго уровня является величиной относительной полезности кого-то из участников создания рыночного эквивалента. Относительная полезность труда, совпадающая с рыночным эквивалентом, является максимальной полезностью труда и должна включать все части, составляющие рыночный эквивалент. Так в данном примере относительная полезность живого труда покупателя-продавца при дележе второго рыночного эквивалента должна приниматься в полном объеме. То есть к величине, которую он получит после дележа первого рыночного эквивалента, нужно прибавить величину средств, истраченных им на приобретение товара. Получившаяся сумма и будет величиной относительной полезности его живого труда во втором рыночном эквиваленте.
В данном примере абсолютная полезность труда изготовителя определится после дележа первого рыночного эквивалента. Абсолютная полезность прошлого и живого труда покупателя-продавца определится лишь после дележа второго рыночного эквивалента.
Поскольку покупатель-продавец потратил свои средства на приобретение товара, суммарная абсолютная полезность его живого и прошлого труда также определится при дележе первого рыночного эквивалента. Но если бы он эти средства брал в кредит у кого-то, то ему пришлось бы провести дележ и второго рыночного эквивалента и довольствоваться только своей частью абсолютной полезности своего живого труда, а вторую часть от дележа, соответствующую абсолютной полезности прошлого труда кредитора, отдать кредитору вместе с суммой средств, полученных в кредит.
Зная эти условия участия каждого труда в полезности совокупного труда, нетрудно определить полезность и собственность каждого труда. Мы не будем проводить арифметических расчетов, их может сделать самостоятельно каждый желающий. Для нас было важно узнать лишь то, как определяется полезность и собственность труда в процессе обращения продукта труда после первого акта продажи.
Теперь мы на практическом примере видим, что рыночных отношений совершенно недостаточно, чтобы определить стоимость труда-товара. Что никакие новые соглашения для определения стоимости труда после первого акта обращения не требуются, а стоимость определяется только исходя из нового понимания субстанции стоимости. Что изготовитель товара имеет право на участие в прибылях продавцов его товара и это участие составляет ощутимую сумму. В рассмотренном примере доля изготовителя товара составляет 2/3 прибыли от перепродажи, если прибыль составила 100%. Кроме того мы видим, что никакие другие отношения собственности недопустимы, ибо они будут вести к эксплуатации труда производителя товара и к порождению той проблемы о прибавочной стоимости, которую не могли и невозможно было решить в трудовой теории стоимости.
Вернемся снова к данному примеру. Покупатель товара, совершая перепродажу, не всегда получает прибыль, а иногда и убытки. Возникает вопрос, должен ли изготовитель товара участвовать в покрытии убытков, как и в дележе прибыли? Очевидно нет, если убытки не были вызваны потребительной стоимостью товара. В этом случае все убытки покрываются только самим покупателем, совершившим перепродажу, поскольку они были вызваны только его недостаточно умелыми действиями. Если же убытки были вызваны отрицательными качествами потребительной стоимости товара, то они должны покрываться изготовителем, без какой-либо их компенсации со стороны покупателя. То есть каждый участник создания рыночного эквивалента товара должен нести ответственность только за результаты своего труда.
Продолжим развитие примера в направлении увеличения количества актов перепродаж одного и того же товара с получением в каждом из них новой прибыли. В этом случае изготовитель товара участвует в дележе рыночного эквивалента в каждом новом акте перепродажи товара по описанным выше правилам. Но все другие участники перепродаж участвуют в дележе только тех рыночных эквивалентов от перепродаж, которые получены при их непосредственном участии.
Обратимся теперь к развитию примера в направлении, когда покупатель товара использует его не для перепродаж, а для изготовления собственными силами новой потребительной стоимости, с последующей ее продажей и получением прибыли.
В этом примере относительная полезность труда изготовителя первого товара равняется стоимости, которую он получил от покупателя. Из этой стоимости должны быть исключены отходы производства. То есть относительная полезность труда первого товара учитывается лишь по фактическому объему использования его продукта в новой потребительной стоимости. Относительная полезность труда покупателя, изготовившего с помощью купленного товара новую потребительную стоимость, равна стоимости его нового товара, за которую он его продал на рынке. Конечно, новый товар, который он создал, должен качественно отличаться от товара, который он использовал.
Дальнейший расчет ведется по известным уже правилам. Эти правила позволяют выполнить расчет и для случая, когда для нового производства использовались средства покупателя-изготовителя или средства кредита.
Следующим развитием примера можно считать направление, когда покупатель товара использует его не для перепродаж и не для производства новой потребительной стоимости, а для удовлетворения своих потребностей, но тем не менее получает прибыль. Данный пример демонстрирует влияние потребительной стоимости на полезность труда.
Конкретным примером может быть приобретение государством проектов зданий и сооружений для сейсмостойкого строительства. Прибыль государства образуется за счет устранения ущерба от разрушения зданий и сооружений, гибели и травм населения, оказания ему помощи для обустройства жизни на новом месте, остановки различных производств и уничтожения или повреждения их продукции и т.д. В этом примере относительная полезность труда авторов проекта равна рыночному эквиваленту: стоимости проекта, выплаченной государством, плюс стоимость строительства, плюс эксплуатационные затраты по эксплуатации зданий и сооружений, плюс прибыль государства. Дальнейший расчет ведется по известным правилам. Нетрудно видеть, что если бы авторы проекта, да и все остальные участники создания рыночного эквивалента получали оплату своего труда согласно данным правилам, катастрофы в сейсмических районах прекратились бы навсегда, а профессия инженера перестала бы быть синонимом ругательства. В полной мере этот пример может быть применен и для успешного решения проблем по устранению других опасных последствий человеческой деятельности в атомной энергетике, химическом производстве, решении экологических проблем.
Рассмотрим еще один пример, в котором внимание уделяется производству товара. Всю деятельность по изготовлению товара для упрощения примера разделим условно на три группы:
1. Разработка ноу-хау, которым является теоретическое решение, определяющее потребительные свойства товара. В качестве ноу-хау могут быть научные открытия, результаты научных исследований, изобретения, творческие решения актуальных вопросов по удовлетворению различных потребностей общества и т.д.
2. Организация производства.
3. Изготовление и продажа товара.
Каждый вид деятельности в производстве, как и во всех других случаях, имеет свою относительную полезность.
Разработка ноу-хау имеет высшую относительную полезность труда, равную стоимости товара, полученной на рынке.
Организация производства имеет относительную полезность труда равную разности между стоимостью товара материальными затратами на производство и фондом зарплаты участников производства, для которых относительная полезность труда может быть определена только с помощью понятия «зарплата».
Изготовление и продажа товара имеет относительную полезность труда равную величине фонда зарплаты в этом секторе производства.
В этом примере, как и в любом другом, где применяется понятие «зарплата», зарплата означает не абсолютную, а относительную полезность труда, поскольку полезность любого труда в товарном производстве может быть определена сначала только через относительную полезность труда.
В первых двух видах деятельности относительная полезность труда имеет объективное значение, определяемое из самого вида деятельности. Только в третьем виде деятельности объективная оценка относительной полезности труда возможна лишь как результат соглашения между организаторами производства и работниками, нанимаемыми для изготовления товара. Такое соглашение необходимо и должно применяться во всех случаях, когда сам вид труда не позволяет определить его относительную полезность. Результатом этого соглашения является величина относительной полезности труда данного вида деятельности.
Использование терминов «фонд зарплаты» и «зарплата работника» для названия этого результата обоснованно. Ведь всегда прежде они предназначались для обозначения стоимости труда и величина этой стоимости определялась на основе соглашения между нанимателем работника и работником. Различие в их содержании и применении состоит в том, что прежде они обозначали абсолютную стоимость труда, теперь - относительную стоимость труда.
Очевидно, единым абсолютным фондом зарплаты для всех видов деятельности будет прибыль от производства и продажи товара, а реальная абсолютная зарплата по каждому виду деятельности будет определяться согласно относительной полезности ее труда
Очевидно также, что в случае возникновения прибыли или убытка, по вине потребительной стоимости, от дальнейшего обращения товара все участники производства получат соответствующую доплату или должны будут компенсировать убытки. Последнее, конечно, должно распространяться только на конкретных виновников убытков.
Предложенное условное деление видов деятельности при производстве товаров не означает, что работники одного вида деятельности не могут оказаться в числе другого вида деятельности. Например, любой участник производства товара может оказаться в числе разработчиков ноу-хау, относящемуся как к ноу-хау самого товара, так и к отдельным элементам или деталям товара. В любом случае отнесение каждого участника производства к тому или иному виду деятельности решается по содержанию выполняемой им работы. При этом может оказаться даже, что он будет совмещать в себе все виды деятельности. В этом случае величина относительной полезности его труда должна быть равна сумме относительных полезностей труда по каждому виду деятельности, если эта деятельность относится к товару в целом, или приниматься индивидуально и применяться ко всей прибыли или к части прибыли, если эта деятельность относится соответственно ко всему товару или к отдельным элементам товара.
Из приведенных примеров ясно. Для определения полезности и собственности труда в общем случае необходимо выполнить следующие правила:
1. Определить рыночные эквиваленты и участников их создания по каждому товару на каждом этапе его обращения.
2. Найти относительные полезности труда каждого участника создания каждого рыночного эквивалента товара. Для отдельных видов деятельности относительная полезность труда вытекает из самого вида деятельности, для остальных видов деятельности относительные полезности труда определяются на основе соглашения между нанимателем работника и работником.
3. Определить убытки на каждом этапе обращения товара. Убытки определяются как отрицательный эффект от применения данной потребительной стоимости с охватом всех факторов ее влияния.
4. Определить издержки производства или создания рыночного эквивалента товара на каждом этапе его обращения. В издержки не должны включаться затраты, относящиеся к стоимости живого труда, а также затраты на отходы и брак производства. Издержки производства должны рассматриваться как относительные полезности прошлого труда и должны включать только фактически использованный прошлый труд, который вошел в рыночный эквивалент как его составная часть.
5. Определить прибыль или абсолютный фонд оплаты совокупного труда на каждом этапе обращения товара. Прибыль определяется как разность между рыночной ценой товара и издержками производства, а также как положительный эффект от применения данной потребительной стоимости с охватом всех факторов ее влияния.
6. Рассчитать абсолютные стоимости и собственности каждого труда на каждом этапе обращения товара и в сумме по всем этапам. Абсолютные стоимости и собственности труда на этапах определяются путем деления прибыли данного этапа между всеми его участниками пропорционально относительным полезностям их труда на данном этапе и вычета суммы убытка, причиненного их трудом на данном этапе.
Суммарная или совокупная стоимость и собственность труда каждого участника процесса создания и обращения товара определяется как сумма абсолютных стоимостей и собственностей труда каждого участника, взятых по всем этапам создания и обращения товара.
Итак, вопрос о том, как труд должен реализовывать свое право собственности на свой продукт в условиях рыночного хозяйства и на протяжении всего времени применения и обращения продукта, решен.
Сформулированные выше правила позволяют решить успешно эту задачу для любого вида человеческой деятельности. Иначе и быть не могло, ведь субстанцией стоимости и собственности является полезность труда в положительном и отрицательном значении, а всякий труд, как известно каждому человеку, действительно обладает такой полезностью. А коль скоро оказалась найдена субстанция стоимости и собственности, то не могли не быть найдены и правила определения величины стоимости и собственности труда.
Остается с помощью этих правил решить все практические задачи по определению стоимости и собственности труда во всех областях человеческой деятельности. При решении этих задач данные правила, конечно, должны проходить постоянную проверку, уточнение, развитие и обобщение. Необходимо также решить задачи сочетания данных правил с правилами планового хозяйства, задачи перехода от существующих экономических отношений к экономическим отношениям, соответствующим субстанциализму. Все эти вопросы должны решаться в другом исследовании. Ниже мы рассмотрим кратко лишь некоторые из них, чтобы завершить исследование в рамках поставленной в нем задачи.
8.3. ПЛАНОВОЕ ХОЗЯЙСТВО
Плановое хозяйство является одним из видов товарного производства, в котором за государственной властью признается безусловное право решать все главные вопросы товарного производства. Чтобы рассмотреть характер действия частных субстанций стоимости в этом хозяйстве, необходимо прежде всего решить задачу, которая представляется при первом взгляде такой же неразрешимой, как в трудовой теории стоимости вопрос о прибавочной стоимости. Конечные результаты решения этой задачи и станут картиной сути планового хозяйства или того, как должна в нем реализовываться теория стоимости.
Суть этой задачи проста и обнаруживается при сопоставлении теории стоимости, причем в любом ее варианте, с правом власти решать все вопросы общества по своему усмотрению. Она состоит в том, что если теория стоимости обязательна для решения всех вопросов экономических отношений субъектов общества, то власть не вправе ее нарушать. И наоборот, если власть вправе решать все вопросы устройства и существования общества, то она вправе нарушать теорию стоимости, что она и делает фактически в той или иной мере на протяжении всей истории цивилизации. Максимальным это вмешательство стало в период возникновения социализма. То есть действия теории стоимости и власти взаимно отрицают друг друга.
В связи с этим фактом возникает казалось бы неразрешимый вопрос: есть ли какие-то основания для того, чтобы действие теории стоимости в каких-то условиях было ограничено частично или полностью действиями власти?
Одним из первых научное решение этого вопроса, как уже говорилось и как ему казалось, дал Маркс. Правда, сам вопрос не был сформулирован им, да и никем другим, явно, а решение относилось лишь к более или менее четко осознаваемой сущности вопроса.
Основу его решения составили:
во-первых, его материалистический принцип «Бытие определяет сознание. Единство мира материально», который применительно к экономическим отношениям в обществе означал: способ производства материальной жизни определяет производственные отношения, отношения собственности и распределения продукта (3.3, 119),
во-вторых, его теория стоимости, предложившая новый вариант объяснения происхождения прибавочной стоимости.
Причем в этих основаниях ведущая роль принадлежала материалистическому принципу, а теории стоимости отводилась вспомогательная, подчиненная роль.
Исследуя историю человеческой цивилизации с точки зрения способа производства, господствовавшего в ней на различных этапах ее развития, он увидел, что каждому способу производства соответствовали свои специфические производственные отношения, отношения собственности и распределения продукта труда. Отсюда он и сделал вывод, что способ производства определяет то, какими должны быть производственные отношения, отношения собственности и распределения средств жизни; что полностью соответствовало его принципу «бытие определяет сознание».
Накладывая на эту картину теорию стоимости, Маркс получил возможность раскрыть мотивы, которые управляли жизненными интересами людей, заставляли их вслед за изменением способа производства изменять производственные отношения, отношения собственности и распределения продукта труда, приводя их в соответствие с новым способом производства.
Лучшим примером может быть капиталистический способ производства, в котором, согласно Марксу, оказывается:
Во-первых, «первоначальное превращение денег в капитал совершается в самом точном согласии с экономическими законами товарного производства и вытекающим из них правом собственности. Несмотря на это, в результате его оказывается:
1) что продукт принадлежит капиталисту, а не рабочему;
2) что стоимость этого продукта, кроме стоимости авансированного капитала, заключает в себе еще прибавочную стоимость, которая рабочему стоила труда, а капиталисту ничего не стоила и, тем не менее, составляет правомерную собственность последнего;
3) что рабочий сохранил свою рабочую силу и может снова продать ее, если найдет покупателя» (3,т.1, 598-599).
Во-вторых, при определенном уровне его развития происходит, с одной стороны, огромная концентрация наемного труда, не имеющего собственных средств производства, которая поглощает все трудоспособное население общества и оставляет ему возможность жить только на зарплату, с другой стороны, огромная концентрация средств производства в руках немногих людей и соответствующая ей концентрация большей части прибавочного продукта, созданного трудом всего наемного труда и взятого у него без эквивалента, предоставляющая им средства жизни, многократно превышающие средства жизни наемного труда. Антагонизм, возникающий на этой почве, согласно принципам Маркса, должен был неизбежно разрешиться тем, что с концентрированным общественным характером всего производства должны быть приведены в соответствие и производственные отношения, и отношения собственности, и отношения распределения (3.2, 12). То есть все средства производства и прибавочный продукт общества, сконцентрированные в руках немногих, должны перейти в собственность всего общества, а общественный продукт распределяться между всеми членами общества, после вычетов затрат на общественные нужды, пропорционально количеству затраченного каждым из них общественно необходимого труда - «каждый отдельный производитель получает обратно от общества за всеми вычетами ровно столько, сколько сам дает ему» (3.2, 12).
«Содержание и форма здесь изменились, потому что при изменившихся обстоятельствах никто не может дать ничего, кроме своего труда, и потому что, с другой стороны, в собственность отдельных лиц не может перейти ничто, кроме индивидуальных предметов потребления. Но что касается распределения последних между отдельными производителями, то здесь господствует тот же принцип, что и при обмене товарными эквивалентами: известное количество труда в одной форме обменивается на равное количество труда в другой» (там же).
Полученная в результате такого процесса развития новая общественная формация, пришедшая на смену капитализму и получившая название научного социализма или первой фазы коммунизма, не остается неизменной, а сама подлежит замене на другую формацию, называемую коммунизмом, после того как развитие ее способа производства достигнет определенного уровня.
«На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям!» (3.2, 13-14).
Но и сам коммунизм не остается для Маркса конечной общественной формацией, а подлежит замене согласно тем же принципам развития общества:
«Коммунизм для нас не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразовываться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние. Условия этого движения порождены имеющимися теперь налицо предпосылками» (3.3, 46). То есть К. Маркс и Ф. Энгельс не брались предсказывать то, как пойдет его развитие и на какую общественную формацию он будет заменен. Для этого нужно было бы знать противоречия, которые возникнут в коммунистическом способе производства, которые они, конечно, не могли предвидеть.
На основе данной картины общественного развития Маркс дал решение по интересующему нас вопросу: «законы собственности, свойственные товарному производству, переходят в законы капиталистического присвоения» (3,т.1, 601). «Но капиталистическое производство порождает с необходимостью естественного процесса свое собственное отрицание. Это - отрицание отрицания. Оно восстанавливает не частную собственность, а индивидуальную собственность на основе достижений капиталистической эры: на основе кооперации и общего владения землей и произведенными самим трудом средствами производства» (там же, 773).
«В обществе, основанном на началах коллективизма, на общем владении средствами производства, производители не обменивают своих продуктов. Столь же мало труд, затрачиваемый на производство продуктов, проявляется здесь как стоимость этих продуктов, как некое присущее им вещественное свойство, потому что теперь, в противоположность капиталистическому обществу, индивидуальный труд уже не окольным путем, а непосредственно существует как составная часть совокупного труда» (3.2, 11-12).
В обществе ассоциированных производителей, производство будет «...лишь средством для удовлетворения потребностей производителей, таким производством, в котором господствовала бы только потребительная стоимость» (3.4, т.13, 498).
При коммунизме общность интересов будет «возведена в основной принцип, в котором общественный интерес уже не отличается от интереса каждого отдельного лица» (там же, т.2, 538).
При коммунизме «общество должно будет сообразовывать свой производственный план со средствами производства, к которым в особенности принадлежат также и рабочие силы. Этот план будет определяться в конечном счете взвешиванием и сопоставлением полезных эффектов различных предметов потребления друг с другом и с необходимыми для их производства количествами труда. Люди сделают тогда все это очень просто, не прибегая к услугам прославленной стоимости» (там же, т.20, 314).
Таким образом, Маркс впервые сознательно рассмотрел отношение, с одной стороны, естественного права каждого производителя на решение всех вопросов своего участия в товарном производстве, с другой стороны, естественного права власти решать те же вопросы, не считаясь с естественными основаниями рыночного хозяйства. Тем самым он впервые дал государственной власти теоретическое основание ее права решения всех вопросов товарного производства, не считаясь с естественными законами рыночного хозяйства, а оставляя каждому производителю лишь право получить из произведенного всем обществом совокупного продукта количество необходимых средств существования и продолжения рода в соответствии с количеством произведенного им общественно необходимого труда, а затем при достижении обществом коммунистической фазы, вообще без учета затрат труда каждого человека и без использования понятия стоимости.
То есть Маркс дал решение поставленного выше вопроса, в соответствии с которым при достижении обществом определенного уровня развития действие теории стоимости ограничивается сначала частично, а затем полностью. При этом, правда, он удивился «хитроумию Прудона, который хочет уничтожить капиталистическую собственность, противопоставляя ей... вечные законы собственности товарного производства» (3,т.1, 601).
Предложенная Марксом картина общественного развития, нашедшая широкое признание и практическое воплощение в обществе и содержащая решение интересующего нас вопроса, была бы бесценным научным достижением человеческой мысли, если бы она действительно была научной истиной. К сожалению, этого чудесного результата не получилось. Великий Маркс совершил великую ошибку, которая была неизбежна и остается такой до настоящего времени для всех, кто не имеет научного мировоззрения или сознательно игнорирует его.
Мировоззрение - критерий истины. Поэтому рассмотрение теоретических конструкций, претендующих на место истины, всегда должно проходить сквозь призму мировоззрения. В противном случае на место истины может претендовать все, что угодно. В лучшем случае критериями могут стать внешние признаки истинности: умение излагать мысль, наукообразность изложения и т.д., которые не могут быть гарантами истины. Примеров имеется множество. Таким примером стала и теория Маркса. Начни он исследование не с теории общества, а с разработки научного мировоззрения, что он неоднократно собирался сделать, ошибка была бы несомненно исключена. Но есть серьезные основания, позволяющие считать, что при жизни Маркса научное мировоззрение не могло родиться. Для его рождения не хватало не гениальности Маркса, ее у него хватило бы на большее количество исследователей, а только некоторых очень важных научных достижений об основаниях науки, которые были добыты только в ХХ веке. Поэтому ошибки Маркса были предопределены недостаточным уровнем знаний общества о научном мировоззрении и не могли не появиться.
Главной его ошибкой стал его мировоззренческий принцип «Бытие определяет сознание. Единство мира материально». Как показано в субстанциализме, истина другая. Бытие не определяет сознание. Сознание и само бытие определяют высшие субстанциальные отношения природы, они же определяют и природу ее единства. То есть это те знания, которыми определяется устройство и существование любого явления природы.
Согласно субстанциализму, любой способ производства, на каком бы уровне развития он не находился, не определяет устройство и существование какого-либо изучаемого нами явления, а является одним из способов получения знаний об этом явлении и одним из способов практической проверки этого знания, когда оно после обобщения превращается в ту или иную теоретическую конструкцию и начинает применяться практически. При этом обобщение знаний и сама их практическая проверка проходят не по правилам устройства того или иного конкретного способа производства, отличающего его от другого способа производства, а в первую очередь - по правилам устройства и существования любого явления, и во вторую очередь - по правилам устройства конкретного изучаемого явления, с безусловным обеспечением субстанциальной субординации этих правил, означающей примат первых над вторыми.
Вся история человеческих знаний о природе является наглядным примером этого положения. Все они добыты с помощью того или иного способа производства, но стали объективным знанием о природе не потому, что они были обусловлены способом производства, а потому, что после их обобщения, часто сопровождаемого многочисленными ошибками и даже трагическими последствиями, наконец, удавалось найти ту теоретическую конструкцию, которая соответствовала требованиям субстанциализма и в силу этого становилась объективным отражением сущности изучаемого явления, что находило, в конечном счете, и практическое подтверждение при применении этих конструкций в материальном производстве.
Способ производства, следовательно, никак не может быть тем, что обусловливает и ограничивает частично или полностью действие объективных знаний о явлении. Максимум, на что он может рассчитывать, так это на то, чтобы быть практическим критерием истины, а не критерием, определяющим устройство явления и способ его существования. И как практический критерий истины он выполняет только пассивную роль, позволяющую сказать только да или нет, а не то, почему следуют эти ответы.
Не являются исключением и бесчисленные попытки человечества в познании явления стоимости, построении его теории и практическом ее применении во всех вопросах экономических отношений субъектов общества.
Получение знаний о явлении стоимости действительно зависело от способов производства материальной жизни человека. Ведь у человечества не было научного мировоззрения, позволяющего решить эту задачу в кратчайшие сроки, поэтому оно вынуждено было действовать методом проб и ошибок, а мощным двигателем этого процесса было желание каждого добиться максимальной полезности своего труда, получить максимальное количество средств для сохранения жизни и ее процветания, но никак не способ производства, который мог только обнажить картину интересов людей, способы их удовлетворения или нарушения, но не более.
Ярким примером является капиталистический способ производства. Он обнажил картину происхождения прибавочной стоимости а также противоречие между естественным правом труда на свой продукт и отсутствием права на прибавочную стоимость, содержащуюся в его продукте. Попытки преодолеть это противоречие на основе естественного права, которое само было не естественным, а лишь результатом предшествующего опыта жизни, не давали ответа, а вели в тупик, побуждали пересмотреть объективность естественного права или найти в явлении стоимости какие-то, может быть, не замеченные прежде новые факты.
Маркс выбрал второй путь, заявив, что понятие труда является иррациональным выражением рабочей силы. На этот путь его явно направила его мировоззренческая позиция, которая побуждала искать факты связи и обусловленности явления стоимости способом производства. Освобождение человека от средств производства и превращение его в наемную рабочую силу представляло блестящий факт такого рода, к тому же этот факт приобретал дополнительные достоинства благодаря тому, что позволял сохранить и не пересматривать естественные права труда и существовавшее понятие субстанции стоимости, а в последующем позволял решить также и вопрос об упразднении противоречия путем упразднения частной собственности и замены капиталистического производства на социалистическое, что позволяло сохранить и не пересматривать его стратегическую концепцию, согласно которой способ производства определяет все общественные отношения, включая отношения производства, собственности и распределения продукта труда, а также полномочия теории стоимости.
Теперь мы знаем, что Маркс ошибся, знаем и в чем состояла его ошибка. Он поставил частную субстанцию - способ производства над своей высшей субстанцией - субстанцией стоимости. Теория стоимости, созданная Марксом, даже с ее принципиальными ошибками, никак не могла быть чем-то дополнительным к способу производства, который только и побуждал людей менять одну общественную формацию за другой.
Без теории стоимости способ производства вообще не может быть такой движущей силой. Без теории стоимости в нем нет ни одного мотива, который бы побуждал людей к изменению существующего положения. Пока не было теории стоимости движущей силой могли быть только интуитивные представления об экономических отношениях людей, которые, конечно, не могли вывести людей к финишной прямой и решить этот вопрос раз и навсегда. Люди вынуждены были довольствоваться частичными результатами, которые не были истиной, но все же к ней приближали. С открытием пусть даже несовершенной теории стоимости появлялась возможность резкого ускорения в постижении истины, но, увы, ей не суждено было реализоваться. Маркс вместо того, чтобы с помощью теории стоимости освободиться от сформулированного им же самим примата способа производства, увидев его ошибочность, сохранил и развил дальше этот примат, лишил тем самым теорию стоимости права на самостоятельное существование, превратил ее в придаток способа производства, в котором нет и не может быть места на самостоятельное существование таким важнейшим для человека вопросам, как вопрос о собственности труда на свой продукт, о способе распределения общественного продукта, отказал им в праве быть главной движущей силой в изменении общества.
Напомним его позицию. Он считал «ошибкой видеть существо дела в так называемом распределении и делать на нем главное ударение.
Всякое распределение предметов потребления есть всегда лишь следствие распределения самих условий производства. Распределение же последних выражает характер самого способа производства».
Он относил к вульгарному социализму попытки «рассматривать и трактовать распределение как нечто независимое от способа производства, а отсюда изображать дело так, будто социализм вращается преимущественно вокруг вопросов распределения» (3.2, 14).
Объективная теория стоимости никак не зависит от способа производства, уровня процветания или обнищания человечества. Она зависит только от всеобщих правил природы, открытых субстанциализмом, в соответствии с которыми, как мы видели, требовалось пересмотреть все теоретическое сооружение теории стоимости и вопросы мировоззрения, служившего ее критерием истины, и вопросы о ее субстанции, и вопросы о фактах явления стоимости, которые остались незамеченными прежде, и вопросы о частных субстанциях стоимости. Только новая теоретическая конструкция, воплотившая в себе решения всех этих вопросов на основе научного мировоззрения, могла претендовать на объективность и успех в решении всех «неразрешимых» вопросов, которые накопились в теории стоимости или могли появиться вновь.
На основе субстанциализма все главные «неразрешимые» вопросы прошлого преодолены, осталось получить ответ на вопрос об отношении теории стоимости и права власти не считаться с ней, или, в более общем виде, вопрос о возможности существования каких-либо ограничений в действии теории стоимости.
Решение этого вопроса, имеющееся у Маркса, не может быть признано истиной и даже какой-то основой для ее получения.
Для решения этого вопроса есть только один путь, путь субстанциализма, которым мы и воспользуемся. Рассмотрим вопрос сначала в рамках новой теории стоимости, обращаясь к специфике власти, а затем и с помощью более общих оснований.
С позиции теории стоимости труд власти является одним из видов человеческой деятельности, возникшим в результате разделения труда, который отличается от других видов деятельности, как и всякий другой вид деятельности, только своей потребительной стоимостью. Следовательно, он, как и всякий другой труд, может обладать полезностью и стоимостью, которая должна определяться согласно теории стоимости и никак иначе. Никакая специфика его потребительной стоимости не позволяет ему самому выйти за рамки теории стоимости и как-то ее ограничить. Он сам имеет право на существование только при соблюдении требований теории стоимости, то есть при наличии у него полезности, которая была бы, как правило, только положительной. Как и всякий другой труд, труд власти является одной из конкретных частных субстанций стоимости, в которой она находит конкретное воплощение. Поэтому, если бы специфика труда власти позволяла ей ограничивать или отменять действие теории стоимости, это означало бы , что частная субстанция ограничивает или отменяет свою высшую субстанцию, что недопустимо.
Специфика власти не дает ей оснований на то, чтобы как-то ограничивать теорию стоимости. Такие основания могли бы у нее быть, если бы они существовали независимо от вида деятельности и распространялись бы на любой труд, включая и труд власти. Такие основания могут быть, очевидно, только в том случае, если они подобно теории стоимости определяют условия сохранения жизни.
Теория стоимости определяет теоретический идеал для сохранения и процветания жизни, поскольку в ней труд получает в свое распоряжение средства жизни, адекватные его полезности. Всякое отступление от этой теории ухудшает возможности труда в сохранении жизни и процветания. Тем не менее, в некоторых условиях это отступление оправдано и необходимо.
Такими условиями являются разрушение общественного производства какими-то чрезвычайными событиями как война, природные стихийные бедствия, эпидемии болезней и т.д., когда средства сохранения жизни разрушены настолько, что встает вопрос о существовании всего общества, а значит и каждого человека в отдельности. В этих условиях право труда на свой продукт может быть ограничено настолько, чтобы был обеспечен минимум средств для сохранения жизни всех членов общества за счет отказа от эквивалентного обмена и перераспределения созданного трудом продукта. В этих условиях сохранение жизни всех членов общества становится залогом сохранения жизни каждого человека.
Только в этих условиях власть приобретает объективное право ограничивать действие теории стоимости. Но как только эти условия преодолеваются, теория стоимости вновь вступает в дело в полном объеме. В противном случае преодоление минимального уровня жизни становится невозможным. Хуже того, если игнорирование теории стоимости затянется, он может стать источником новой искусственной катастрофы, в которой общество лишиться средств существования.
Кроме того, общество должно не только восстановить действие теории стоимости, но и компенсировать те потери, которые понесли члены общества в результате перераспределения принадлежащих им средств жизни. В противном случае это означало бы примат жизни общества перед жизнью отдельного человека, примат способа производства перед жизнью, что недопустимо опять же из-за нарушения примата жизни перед одним из способов ее реализации, примата высшей субстанции перед ее частной субстанцией.
Каждый человек вправе самостоятельно выбрать способ производства своей жизни либо в виде способа Робинзона, либо в виде способа общественного производства. Других вариантов нет. Но он должен знать, что в первом случае любая серьезная катастрофа в условиях его существования может стать причиной его неизбежной гибели, но во втором случае он может сохранить и продолжить свою жизнь даже в самых тяжелых катастрофических изменениях условий жизни.
Общественный способ производства - это один из способов сохранения жизни, в котором человек наиболее эффективно осваивает тайны природы, приобретая знания о жизни, ее сохранении и воспроизводстве. Когда этих знаний будет достаточно, человек выйдет из колыбели общественного существования, расселится по всей Вселенной и будет нести ответственность за свои действия и совершенство своих знаний, как Робинзон, всей своей жизнью, не рассчитывая на поддержку общества.
Как видим, вопрос о границах действия теории стоимости, как и вопрос о субстанции стоимости решается и может быть решен в рамках высшей субстанции человека и общества, которой является жизнь. Из двух возможностей: жизнь и процветание, предпочтение отдается сначала жизни, а потом процветанию, иной порядок невозможен. Нет жизни, нет и процветания.
Выше мы выяснили, что специфика труда власти, состоящая в управлении обществом, не дает и не может дать ей никаких оснований для игнорирования теории стоимости. Лишь в некоторых условиях власть приобретает право временно ограничить действие теории стоимости. Но и в этом случае это право порождено не спецификой труда власти, а объективным основанием, стоящим и над властью, и над теорией стоимости и состоящим в примате жизни над способом ее производства, а не наоборот, как считал Маркс.
По этой же причине власть приобретает и в нормальных условиях существования общества еще ряд прав на ограничение теории стоимости в части правил, которые не относятся к эквивалентному обмену.
Во-первых, создавать за счет обязательного удержания части продукта труда каждого человека:
а) различные фонды для поддержания жизни нетрудоспособного населения как с последующей эквивалентной компенсацией этих удержаний, так и без компенсации;
б) фонды страхования;
в) фонд развития общества с обязательной эквивалентной компенсацией удержаний.
Во-вторых, ограничивать право производства и обмена тех или иных потребительных стоимостей, представляющих опасность для жизни общества.
В-третьих, ограничивать производство тех или иных потребительных стоимостей при угрозе их перепроизводства.
В-четвертых, ограничивать монополию на производство тех или иных потребительных стоимостей.
На основе примата жизни перед способом производства власть приобретает также ряд прав, связанных с соблюдением теории стоимости.
Во-первых, создавать за счет обязательного удержания части продукта труда каждого человека:
а) на основе права собственности труда - фонды оплаты труда для видов деятельности, которые не завершаются непосредственным созданием овеществленных продуктов труда или не участвуют непосредственно на рынке в обмене своего труда на рыночный эквивалент. Например, управление и охрана общества, наука, образование, культура, медицинское обслуживание и т.д.;
б) фонды поощрения за выдающиеся достижения в различных областях деятельности с эквивалентной компенсацией удержаний за счет средств, образующихся после внедрения достижений;
в) фонд пенсионного обеспечения;
г) фонды капитальных вложений по видам деятельности в п.а) с эквивалентной компенсацией удержаний и без компенсации.
Во-вторых, распоряжаться общественной собственностью, образующейся по любым причинам, обеспечивая ее развитие и использование каждым членом общества на основе теории стоимости.
В-третьих, обеспечивать всеми имеющимися в распоряжении власти средствами безусловное соблюдение теории стоимости всеми субъектами общества, включая саму власть:
а) средствами всеобщего и обязательного образования во всех вопросах действия теории стоимости, прав собственности, начиная с начальной школы;
б) средствами разработки вспомогательных материалов по соблюдению прав собственности различных видов деятельности;
в) средствами принуждения к соблюдению теории стоимости;
г) средствами наказания за нарушение теории стоимости и т.д.
В-четвертых, брать кредиты внутри и за пределами государства с последующей их эквивалентной компенсацией.
В-пятых, использовать фонды целевого назначения для иного их назначения на основе эквивалентной их компенсации и не нарушая правил функционирования этих фондов.
Разрешая вопрос об отношении теории стоимости и прав власти по ее ограничению, мы увидели то, как должна реализовываться теория стоимости с помощью власти или в плановом хозяйстве. Из него видно, что в рамках субстанциализма противопоставление рыночного и планового хозяйства необоснованно. В рамках субстанциальной организации общества рыночные отношения также необходимы, как и действия власти по ограничению рынка и права собственности. Рыночные отношения и планирование являются составными частями единого целого, обеспечивающего обществу и каждому его члену наилучшие условия сохранения жизни и достижения ее процветания путем безусловного соблюдения эквивалентности обмена продуктов труда как полезности воплощенного в них труда, определяемой на всем протяжении их применения и обращения.
Что касается противостояния и противопоставления капитализма и социализма, как синонимов рыночного и планового хозяйства, то оно существует не потому что рынок и план не совместимы, а потому что и в капитализме, и в социализме существуют грубейшие нарушения требований субстанциализма и в части прав собственности труда на свой продукт, и в части права власти ограничивать рыночные отношения и право собственности, и в понимании действительных движущих сил развития общества, замены одной общественной формации на другую.
Господство капиталистической частной собственности, в которой необоснованно утрачивается право собственности труда на свой продукт после первого акта обмена, ограничивает возможности сохранения и процветания жизни, служит источником антагонизма между слоями населения на почве неэквивалентного обмена продуктами труда.
Замена капиталистической частной собственности на общественную, в которой также необоснованно утрачивается право собственности труда на свой продукт после первого акта обмена, и господство этой общественной собственности, в котором вместо полезности труда господствует произвол власти, также ограничивает возможности сохранения и процветания жизни, хуже того ведет не к антагонизму между слоями населения, а к разрушению самих условий существования жизни на почве утраты связи полезности труда с фактически получаемыми средствами существования.
Общество, основанное на общественной собственности не упраздняет эксплуатацию вместе с упразднением капиталистической частной собственности. Эксплуатация в нем остается, поскольку в нем нет эквивалентного обмена продуктами труда, но она преобразуется в другую форму не менее, а более опасную, чем капиталистическая, поскольку в ней утрачивается связь между полезностью труда и средствами существования. Поэтому марксистский социализм - это новый тип эксплуататорского общества, -которым завершается на сегодня ряд обществ такого рода: рабство, феодализм, капитализм, марксистский социализм.
В принципе социализм на основе общественной собственности можно считать видом капитализма, который можно назвать государственным капитализмом, поскольку у них общая главная основа присвоения полезности труда, состоящая в праве собственника средств производства присваивать без эквивалента всю полезность труда, определяемую в процессе обращения его продукта после первого акта обмена.
В предпринимательском капитализме собственником средств производства является отдельный предприниматель, в государственном капитализме собственником средств производства является единое лицо - государство. Это различие породило существенное изменение свойств капитализма.
В предпринимательском капитализме постоянное измерение полезности труда с помощью рынка не устраняется, поскольку предприниматели не могут без этого присвоить полезность чужого труда.
В государственном капитализме, который был построен практически, измерение полезности труда с помощью рынка было упразднено, поскольку рынок был заменен с помощью госкомитетов планирования и ценообразования, которые не являются и не могут быть эквивалентами механизма рынка. В результате в государственном капитализме общественное производство оказалось направленным на производство ради производства, а не на производство, как в предпринимательском капитализме, в котором реализуется максимальная полезность труда и соответственно ей прибыль капиталиста. В итоге, в нем оказалась разрушенной основа сохранения жизни, состоящая в том, что труд всегда должен стремиться к максимальной своей полезности, ибо от нее зависит и возможность сохранения жизни, и уровень ее процветания.
Социализм или государственный капитализм без рынка оказался одним из вариантов этого типа общества, который возник под влиянием идей Маркса, считавшего, что при господстве общественной собственности рынок утрачивает свое значение (3.2, 11-12; 3.4,т.20, 314).
Практическая жизнь очень быстро обнаружила неэффективность безрыночных отношений. Первый шаг в исправлении такого социализма в сторону восстановления рынка был предпринят В.И. Лениным с помощью введения НЭПа. После долгого перерыва, вызванного упразднением НЭПа И.В. Сталиным, к идее рынка стали возвращаться перед разрушением социализма.
Нетрудно видеть, что рыночный социализм или рыночный государственный капитализм в принципе возможен, и он действительно способен устранить порок, существовавший в безрыночном социализме. То есть рыночный социализм способен возродить интерес к полезности труда. Более того, на определенном этапе развития, когда и государственная власть была бы заинтересована в полезности своего труда, он мог бы превзойти по своей эффективности эффективность предпринимательского капитализма за счет огромной концентрации средств производства в руках государства, но тем не менее он оставался бы все равно обществом эксплуатации, а вследствие этого эффективность общественного производства при нем не была бы максимальной. Чтобы она стала максимальной, нужно было совершить последний шаг, упразднить эксплуатацию вообще, упразднить ее и со стороны отдельного предпринимателя, и со стороны государства. То есть нужно было бы не заменять одну форму эксплуатации другой, в которой эффективность общественного производства возрастает, а взять такую форму общественной организации, в которой эксплуатация упраздняется полностью, а эффективность общественного производства и жизни каждого человека становятся максимальными.
Таким типом общества является субстанциализм, ибо только в нем полезность труда становится и субстанцией стоимости и субстанцией собственности и определяется она на протяжении всего периода обращения продукта труда.
Таким образом, ни капитализм, ни социализм не могут быть ни критерием, ни идеалом общественного устройства, к которому должны стремиться люди, решая вопросы перестройки общества.
В полной мере это относится и к коммунистическому обществу, основанному на общественной собственности. Такой коммунизм невозможен и не только потому, что в обществе, где господствует извращенное понимание общественной собственности, когда она не является собственностью каждого, а является собственностью государства, невозможно достижение изобилия средств жизни. А потому, что коммунизм возможен не в том обществе, где продукты труда принудительно отбирают у одного человека и отдают другому, более нуждающемуся в них, а в том обществе, где человек без принуждения сам по своей инициативе готов помочь другому человеку и независимо от количества имеющихся у него богатств.
Как это нередко бывает, истина оказалась не там, где ее искали и нашли с помощью марксизма, а в другом месте, далеком и от общественной собственности, и от капиталистической частной собственности, и от упразднения частной собственности.
Истина содержалась в субстанциализме. На его основе частная собственность не упраздняется, а провозглашается главным условием сохранения жизни и достижения процветания путем упразднения не частной собственности, а ошибок в понимании частной собственности, ошибок в понимании субстанции стоимости и теории стоимости, ошибок в понимании устройства, путей и движущих сил в развитии общества.
Точно так же и истина в отношении социализма и коммунизма состоит не в упразднении их вообще, а в упразднении их принципиальных ошибок.
Субстанция социализма состоит не в общественной собственности, а в упразднении неэквивалентного обмена товаров, что достигается не с помощью господства общественной собственности, а с помощью субстанциальной собственности, то есть такой частной собственности труда на свой продукт, которая не заканчивается на первом акте обмена, а определяется на протяжении всего времени применения и обращения этого продукта как воплощения полезности содержащегося в нем труда.
То есть субстанцией социализма является не общественная собственность, а субстанциальная частная собственность. В рамках этой субстанции, общественная собственность, которая может образовываться по ряду причин в любом обществе, сама является одним из видов частной собственности, принадлежащей каждому члену общества со всеми правами на ее использование.
Такая субстанция социализма и основанная на ней общественная формация действительно будет стоять выше капитализма в своей эффективности и не может считаться утопией, достойной изгнания из жизни общества. Напротив, основанная на ней общественная формация, которую правильнее было бы называть субстанциализмом, а не социализмом, чтобы не вносить ошибок в словоупотребление, является той общественной формацией, которая должна заменить все прежние общественные формации: и капитализм, и марксистский социализм, и любую другую, на каком бы другом принципе она ни строилась.
Субстанция коммунизма также состоит не в общественной собственности, не в уровне богатств общества, не в принципе: от каждого - по способностям, каждому - по потребностям. Она состоит в готовности каждого человека без принуждения прийти на помощь другому человеку, не считаясь с уровнем своего богатства и последствиями для своего благополучия. Такая субстанция коммунизма и основанная на ней общественная формация также достижимы, но только опять с помощью частной собственности, основанной на полезности труда. Только на этой основе может быть воспитано прочное убеждение и практический принцип действия, побуждающие всех людей без принуждения оказывать взаимную поддержку друг другу. Только на этой основе коммунизм не только будет возможен, но и станет высшей стадией развития социализма и высшим типом общественной формации, который невозможно превзойти никогда.
Отсюда следует еще одна истина. Люди, взявшиеся за перестройку общества, должны свои действия и свой гнев направлять не против той или иной оказавшейся порочной общественной формации, а прежде всего против собственной дикости и невежества, вынуждающих их против собственных интересов сооружать одну порочную общественную формацию взамен другой или, столкнувшись с неудачами, возвращаться к старым порочным формациям, не задумываясь ни над причинами своих действий, ни над причинами своих неудач. Полезными эти действия и гнев станут только в одном случае, когда разум откажется от своей беспечности, обратиться против действительных причин неудач, защитит все добытые крупицы истины от произвола и преумножит знания за счет овладения истиной в полном объеме.
Итак, все вышесказанное позволяет нам теперь перейти к обобщению полученных результатов и сформулировать закон стоимости. Те, кто пытался это сделать самостоятельно, могут, наконец, проверить свои решения, а если они не состоялись, то просто ознакомиться с конечным продуктом данного исследования.
9. ЗАКОН СТОИМОСТИ
Закончился долгий, чрезвычайно трудный и полный удивительных событий путь познания субстанции стоимости. Конечно, он не был начат в данном исследовании. Его начало совпадает с началом цивилизации и теряется в глубине веков и тысячелетий. В данном исследовании познание субстанции стоимости пришло лишь к своему логическому завершению, после которого уже не будет больше восхождения в понимании главного содержания стоимости, а остается лишь расширение и углубление этого понимания на пути его практического применения в решении задач в жизни общества и человека.
Завершением всего главного исследования является закон стоимости:
С = å Пi,j где С - стоимость товара
i,j П - полезность труда
i - обозначение товара
j - обозначение акта обращения
Стоимость товара равняется сумме полезностей труда, содержащегося в нем, определенных за весь период применения и обращения товара.
К завершающему результату следует также отнести и закон собственности, который является следствием закона стоимости и права собственности:
С = å Пi,j где С - собственность труда
i,j П - полезность труда
i - обозначение продукта труда
j - обозначение акта обращения продукта труда
Собственность труда равняется сумме полезностей труда, определенных за весь период применения и обращения продуктов этого труда.
Приведенные выражения закона стоимости и закона собственности являются предельно общими. Они могут быть развернуты в подробные выражения, содержащие все элементы, необходимые для выполнения практических расчетов. Правила, а также некоторые примеры раскрытия этих выражений были приведены выше. В принципе они позволяют каждому желающему самостоятельно построить математическую модель интересующего его экономического явления и применить ее для практических целей. Решение этих вопросов может быть отнесено к другим самостоятельным исследованиям, а данное исследование можно считать завершенным по всем намеченным в нем задачам.
Остается еще один вопрос, на котором следовало бы акцентировать снова внимание, опираясь на результаты данного исследования. Это вопрос о мировоззрении, о субстанциализме, без которого решение всех поставленных вопросов было бы невозможно и оно действительно было невозможно на протяжении всей истории человечества
Мы хотим не только узнать, как устроена природа (и как происходят природные явления), но и по возможности достичь цели, может быть утопической и дерзкой на вид, - узнать, почему природа является именно такой, а не другой.
А. Эйнштейн (16, 265)
II. CУБСТАНЦИАЛИЗМ - НАУЧНОЕ ОСНОВАНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ
1. ПРИМАТ ВСЕОБЩЕГО - ИСХОДНЫЙ ПРИНЦИП СУБСТАНЦИАЛИЗМА
Ни одному образованному и честному человеку не придет в голову мысль о необходимости проведения референдума или применения силы для решения, например, арифметической задачи, состоящей в определении результата умножения одного числа на другое. Независимо от национальности, вероисповедания, государственных границ и прочих человеческих качеств, ограничивающих действия людей, все воспользуются таблицей умножения и после некоторых усилий с ее помощью найдут решение данной задачи и будут ему безусловно доверять и полагаться на него в практических делах. Любой, кто попытается игнорировать известные правила будет немедленно признан или невеждой, или шарлатаном. В первом случае человеку посоветуют устранить свою безграмотность, а во втором случае его призовут или даже принудят безусловно соблюдать правила, а в некоторых случаях даже могут подвергнуть серьезному наказанию, если нарушения были сознательными, с целью достижения корыстных интересов.
Безусловное подчинение людей этим правилам не случайно. Оно порождено существованием в природе независящих от людей законов, игнорирование которых немедленно или спустя некоторое время сказывается на благополучии людей и может служить даже причиной их гибели. Таких законов в природе немало. Самое первое знакомство с ними человек проходит уже с младенчества, пытаясь встать с четверенек в вертикальное положение и оставаться в нем. Ушибы и травмы дают ему хорошие уроки того, что он может и не должен делать, чтобы избегать неприятностей. Даже не зная действительной причины, которая вынуждает его подчиниться и соблюдать определенные правила, он достаточно быстро осваивает эти правила, а в награду перестает получать травмы. Лишь в школе он узнает, что этой силой является закон всемирного тяготения. Сознательно освоив этот закон, человек получает возможность успешно решать уже не только простые задачи передвижения на земле, но и множество других сложных и важных для его жизни задач, как строительство зданий и сооружений, полеты в воздухе и в космосе и т.д.
Открывая законы природы, человек стал использовать их как критерии истины и руководство в решении тех или иных задач. Естественно, это обстоятельство породило интерес к поиску и открытию новых законов природы. Более того, оно породило вместе с осознанием примата действия законов природы над действиями людей и вопрос о том, есть ли какие-то всеобщие правила природы, овладев которыми можно успешно решать любую задачу. В попытках решения этого вопроса и родилось то, что принято называть мировоззрением и чем является совокупность теоретических средств, раскрывающих устройство и существование любого явления природы и самой природы в целом.
Исходным фундаментальным принципом мировоззрения стал примат законов природы над действиями людей, а позже, когда появились некоторые представления о всеобщем, таким принципом стало всеобщее и примат всеобщего над всеми явлениями природы, включая человека и человеческое общество. В качестве всеобщего выступают понятия, принципы, законы, раскрывающие какие-то характеристики явлений, присущие всем без исключения явлениям.
Исходным фундаментальным понятием мировоззрения стало понятие субстанции. С возникновением этого понятия можно связывать и начало возникновения мировоззрения субстанциализм. Первый субстанциализм, конечно, был далек от научного решения своих вопросов. Даже сам термин «субстанциализм» возник не вместе с термином «субстанция», а лишь в наше время. Если считать его как сознательное название мировоззрения, то он стал применяться с рождением научного субстанциализма, о котором говорилось выше.
Научный субстанциализм родился в СССР в год его разрушения, как бы предчувствуя, что давно пришло время подвести итоги развития цивилизации и одного из величайших социальных экспериментов, осуществленного впервые в человеческой истории сознательно на научной основе, которой стали мировоззрение и социальная идеология К. Маркса, с надеждой создания научно устроенного общества, которое освободилось бы от всех пороков предшествующего общества и стало бы обладателем высшего уровня жизни и процветания.
На протяжении всего процесса своего рождения, начало которого официально можно отнести к 1977 г., если не рассматривать этот процесс в целом, начиная с возникновения термина «субстанция», субстанциализм не только разрабатывал и формировал собственные теоретические средства, но и проходил практическую проверку в решении конкретных задач, относящихся к самому мировоззрению, а также к теории познания, которая была всегда не только неотделима от мировоззрения, но и претендовала на его место в связи с претензией вопроса об отношении мышления к бытию на главное место в мировоззрении.
В ходе этого процесса родился научный субстанциализм, открыты новые понятия, принципы, законы, решающие труднейшие проблемы мировоззрения и теории познания, вскрыт ряд теоретических ошибок. Нет сомнений, что все полученные результаты войдут в число ценнейших научных достижений, добытых человечеством. До непосредственного ознакомления со всеми этими результатами, косвенное подтверждение их значения можно получить по проведенному выше исследованию вопросов теории стоимости. Оно дает четкое представление о возможностях субстанциализма в решении труднейших и актуальных проблем науки и общества и ценности результатов, к которым он приводит.
2. КРИЗИС МИРОВОЗЗРЕНИЯ В ХХ ВЕКЕ
С рождения субстанциализма прошло уже несколько лет, однако научная оценка всех полученных результатов еще не проведена, а их использование не вышло за рамки теоретических исследований. Причин такого отношения несколько, но главная состоит в том, что признание примата всеобщего среди тех, кто признает науку основой решения любых проблем, еще не стало пониматься как исходный принцип мировоззрения, подлежащий безусловному соблюдению как в решении вопросов самого мировоззрения, так и в решении вопросов любых других областей знания. В результате этого на место мировоззрения продолжают претендовать какие-то частные теоретические конструкции, которые, в случае признания их со стороны государства и получения с его помощью монопольного права определять истину, становятся серьезным препятствием на пути общественного признания действительно объективных решений важнейших научных вопросов во всех областях знания и главным источником всех тяжелых и опасных для общества отрицательных последствий, возникающих при решении конкретных проблем и вопросов жизни.
Одним из примеров действия такого препятствия и стало отношение к субстанциализму, проявленное к нему со стороны двух господствующих в мире мировоззрений марксистского и антимарксистского, считающих себя научными. Это можно увидеть, рассматривая главные принципы этих мировоззрений сквозь призму их отношения ко всеобщему и его примату.
ПРИМАТ ОМБ
В марксистском мировоззрении признается примат всеобщего, но это никак не помешало тому, что его исходным принципом стал не примат всеобщего, а примат отношения мышления к бытию (ОМБ), то есть примат частного знания о явлении, а не всеобщего знания о нем, в котором не может и не должно быть частного знания, содержащего какую-либо конкретизацию всеобщего. Из-за этого была совершена грубейшая ошибка, в результате которой был нарушен примат всеобщего, а поскольку эта ошибка была заложена в исходный принцип мировоззрения оно утратило способность быть научным основанием решения вопросов науки и жизни. Вместо мировоззрения, но на месте мировоззрения появилась теория ОМБ.
Следует, однако, отметить, что «честь» происхождения этой ошибки принадлежит не Марксу, чье имя носит мировоззрение, а его преемникам, которые перестарались в своем рвении следовать учению своего учителя, взяв в качестве основополагающего принципа не дух, а букву марксизма, прозвучавшую резче других в его трудах.
В позиции Маркса такой ошибки нет. Его исходный принцип мировоззрения выражен в понимании диалектики как науки о связях и всеобщих законах природы, которое было сформулировано Ф. Энгельсом, но, безусловно, признавалось и Марксом. В этом исходном принципе мировоззрения нет никакого упоминания от отношении мышления к бытию, поскольку оно является только частным, хотя и очень важным вопросом, причем последний может быть правильно решен только с помощью всеобщего знания о связях и законах, а не наоборот, когда с помощью решения этого вопроса пытаются решить вопрос о содержании диалектики.
Диалектика Маркса была еще далека от субстанциализма, но она была на верном пути к истине и могла ее достичь в процессе практического решения задачи построения науки о связях и всеобщих законах природы, поскольку ее высшая субстанция состояла в признании своим предметом всеобщего и примата всеобщего, что позволяло ей под контролем этого всеобщего построить картину примата всеобщего, независимо от того что уровень понимания всеобщего в науке о связях не был предельно общим, как в субстанциализме. Следовательно, она могла вскрыть все ошибки Маркса как в мировоззрении, так и в идеологии общества. О чем прекрасно свидетельствует история субстанциализма и результаты его применения.
Ошибка в понимании исходного принципа марксистского мировоззрения привела к тому, что за всю историю существования марксизма никто из его преемников, кроме В.И. Ленина, даже не попытался решить проблему разработки диалектики как науки о всеобщем. Гигантская армия ученых обществоведов, составлявшая, видимо, не одну сотню тысяч специалистов, не сделала ни одного шага в этом направлении, чтобы разработать диалектику и дать обществу картину того, как осуществляется примат законов природы, примат всеобщего над человечеством и как оно должно использовать это знание себе во благо.
Теория ОМБ не смогла увидеть свою ошибку даже тогда, когда вопреки ее позиции эта диалектика все же родилась, но за ее пределами в виде теории систем. Теория систем была замечена ею спустя много лет после рождения, да и то лишь после того, как ее автор Л. Берталанфи заявил, что она является научным мировоззрением. Вынужденная вступить в борьбу с этой претензией, поскольку теория систем родилась за пределами ее зоны влияния и ее нельзя было игнорировать, не замечая, она не смогла, несмотря на значительные усилия, вылившиеся в создании научного института и журнала по системным исследованиям, уяснить ни причин появления теории систем, ни того, что она стала первым практическим построением диалектики как науки о связях и всеобщих законах природы, предсказанной Ф. Энгельсом, ни единственного пути ее дальнейшего развития, ни конечного итога ее развития, которым должен стать только субстанциализм.
Она так и не отказалась от своего превосходства над теорией систем, обосновывая его тем, что она занимается вопросом отношения мышления к бытию, а теория систем не занимается, не видя при этом, что этот вопрос не входит в теорию систем, а является для нее одним из частных вопросов, который может быть решен только с ее помощью.
Не помогли обнаружению ошибки и практическая мировоззренческая и специально-научная бесплодность и даже вредность теории ОМБ. За какой бы вопрос она не бралась, она неизбежно проваливала его объективное решение. Отказав на деле признанию всеобщего и его примата как основанию мировоззрения, она перестала вообще быть наукой, способной что-либо увидеть и понять. Функцию мировоззрения она не могла выполнять, поскольку всеобщее не было ее главным предметом, а функцию специальной науки об отношении мышления к бытию она не могла выполнять, поскольку отказалась от познания всеобщего, которое является основой решения любого специального вопроса.
Все без исключения достижения в специальных науках были получены не благодаря ей, а вопреки и в борьбе с ее мировоззренческими и методологическими установками. Такие специальные научные достижения как теория относительности, генетика, кибернетика, теория информации, вычислительная техника и др. появились под напором научных и практических потребностей жизни и в борьбе с теорией ОМБ, которую они выиграли и изгнали ее из своей жизни как некомпетентную и в мировоззрении, на которое они опирались, и в специальных вопросах, которые они решали, хотя некоторые из них были уже предметами, относящимися непосредственно к отношению мышления к бытию.
Ошибка теории ОМБ в понимании главного предмета мировоззрения осталась незамеченной и продолжала воспроизводиться во всех новейших работах по марксистскому мировоззрению, появившихся после выяснения отношений с теорией систем (9; 10 и др.), правда, предметом мировоззрения стало более четко признаваться всеобщее, но только взятое сквозь призму ОМБ (9, 5), а не наоборот, как это должно быть при признании примата всеобщего: рассмотрение ОМБ сквозь призму всеобщего.
Основанное на ошибке мировоззрение продолжало существовать на правах монопольного владения истиной в понимании научного мировоззрения и пользоваться поддержкой государства. Она не воспользовалась для преодоления своих заблуждений уроком данным теорией систем. Чувствуя свою мировоззренческую несостоятельность и необходимость скрыть этот факт, она пошла на плагиат мировоззренческого успеха теории систем, став включать ее в состав своего предмета как его составную часть, через которую она реализует свою функцию, то есть на правах высшей субстанции, подчиненной своей частной субстанции. Но этот шаг, конечно, не принес ей никакого мировоззренческого успеха. Плагиат мировоззренческого успеха не возможен, если предмет, у которого он совершается, не понят, да к тому же у него отрицается перед этим наличие мировоззренческой функции.
Неконструктивная, худосочная, иллюстративная, в худшем смысле этого слова - такова мировоззренческая функция теории ОМБ в ее собственном признании (12, 214-215). Не имея возможности показать, как она выполняет мировоззренческую функцию, она вообще встала на путь отрицания необходимости наличия у мировоззрения такой функции:
«Материалистическая диалектика не представляет собой универсального рецепта на все случаи жизни», «не применяется в ситуациях ...поиска прямо, непосредственно, как некий жесткий алгоритм», «не навязывает наукам какую-либо «мировую схематику» (17, 53).
Ясно, что в условиях господства ошибочного мировоззрения в виде теории ОМБ, которая подменила собой марксистское мировоззрение в виде науки о связях и всеобщих законах, появление работ по субстанциализму, начиная с 1977г. (2 - список работ по субстанциализму), не могло быть принято положительно. Ведь в них была предложена конструктивная картина того, как всеобщее и его примат должны выполнять свою жесткую мировоззренческую функцию, которую никто не вправе нарушать, и при этом раскрывались ошибки в понимании этой функции и у самого Маркса, и у его преемников. Так в работе «Основной вопрос диалектики» были всесторонне вскрыты ошибки господствующего мировоззрения, нарушение им примата всеобщего, причины его мировоззренческой несостоятельности.
Она оставила без внимания и понятия, и принципы, и законы субстанциализма, которые оказались принципиально новыми достижения мировоззрения, которых не было в опыте прошлого даже в зародышевом состоянии, за исключением понимания роли всеобщего.
Она не имела и не могла разработать таких средств, хуже того, не захотела она и того, чтобы этими средствами могло воспользоваться общество, когда их разработали другие.
Любое общественное внимание к работам по субстанциализму неизбежно привело бы к восстановлению всеобщего и его примата в качестве главного основания научного мировоззрения и признанию субстанциализма научным мировоззрением, а теории ОМБ пришлось бы довольствоваться позорным изгнанием или бегством из мировоззрения и идеологии общества, оставшихся последними областями науки, из которых она еще не была изгнана, как лжемировоззрение, как лженаука, как высшее принципиальное препятствие их объективного построения и развития.
Единственное, что оставалось бы теории ОМБ после изгнания, так это заняться, наконец, исследованием на основе субстанциализма своего специального научного вопроса об отношении мышления к бытию, но не в ранге научного мировоззрения, а в направлении решения конкретных проблем познания, создания искусственного интеллекта и т.д.
Ситуация не могла измениться к лучшему и после разрушения СССР, с последовавшим затем отказом от марксизма и переходом на антимарксистские идеологические основания. От происшедшего официальное марксистское мировоззрение впало или в состояние шока и депрессии, или в состояние предательства марксизма, или в состояние принципиальных защитников утопий Маркса, в котором не до новых взглядов на проблемы мировоззрения и идеологии, которые к тому же содержали лишь предельно общие решения и не имели еще решений конкретных общественных проблем, а только выражали потенциальную возможность и критерии их получения.
Такое состояние, как и то, чем оно было вызвано, стало естественным результатом господства теории ОМБ, ее научной несостоятельности.
Теория ОМБ не только не могла дать теоретических средств решения актуальных проблем общества, но, напротив, все ее решения вели к усугублению кризиса, порожденного в социалистическом обществе особо благоприятным отношением только к ошибкам Маркса, пока кризис не достиг критического порога, за которым должны быть упразднены и социализм и его марксистские основания, а общество должно было вернуться к тому, от чего хотело уйти навсегда.
Не имея картины своей мировоззренческой функции, а значит и критериев истины, она не могла проверить научными средствами истинность марксизма, выявить и устранить научные ошибки Маркса, как это сделал субстанциализм.
В этом практическом направлении применения мировоззрения она опять бессильна и опять сама признается в своей немощности:
«Научный, то есть достоверный социализм в принципе нельзя создать. Ибо нельзя создать науку о том чего нет, что не поддается чистому отвлеченному эксперименту. Существует только один путь проверить научность учения Маркса о коммунизме - разрушить; развалить некоммунистическое общество, то есть провести социальный эксперимент» (18, 194).
В этом заключении она признается в своей немощности, но и еще пытается необоснованно распространить ее на всю науку, вопреки фактам, утверждая, что «нельзя создать науку о том, чего нет». Любая положительная наука только этим и занимается. Создавая науку о явлениях, которых нет, человечество получает, в конечном счете, возможность материализовать эти явления и использовать себе во благо. Все достижения цивилизации получены, главным образом, таким путем. Не стали исключением и социальные явления.
Проведенное выше исследование показало, что марксистская наука, как всякая другая наука, поддается научной проверке до проведения эксперимента, а научный социализм может быть создан и научно и практически, а ожидания о его эффективности не разойдутся с научными предсказаниями, если и в научном проекте, и в материальном его воплощении не будут нарушены требования субстанциализма. Причина такого чуда заключена в знании всеобщего, которое дает нам знания о любом явлении как имеющемся в природе, так и о том, которое мы хотим искусственно создать для удовлетворения потребностей жизни. Знание всеобщего позволяет увидеть и то, что эксперимент сам по себе ничего не решает. Марксизм нельзя отвергнуть только на основании низких практических показателей. Он может быть отвергнут только в том случае, если в нем содержатся нарушения требований субстанциализма. Но теории ОМБ не было дано этого знать, она не является ни мировоззрением, ни специальной наукой. Она сама лишила себя этой возможности, нарушив примат всеобщего.
Из-за многолетнего господства теории ОМБ, общество утратило способность к научному видению настолько, что упразднение социализма и марксизма с упразднением СССР представилось как самое лучшее и единственно возможное решение выхода общества из социалистического кризиса. Причем такое понимание выхода было присуще не только инициаторам разрушительного процесса, но и многим другим лидерам общества, представлявшим государственную власть, мировоззрение, идеологию.
Ни у кого из них даже не возникло мысли, что тяжелые неудачи научной перестройки общества на основе марксизма являются не основанием для отказа от необходимости научной перестройки вообще, а лишь основанием для поиска причин неудач, поиска совершенных ошибок и их устранения по всему спектру вопросов от мировоззрения до идеологии устройства общества, вплоть до замены и мировоззрения и идеологии. Иначе все научные начинания человечества должны были бы после неудач всегда заканчиваться возвратом к исходному состоянию: вместо полетов в воздухе и в космосе человечество должно было бы после неудач в их освоении вернуться к ползанию по земле и считать это лучшей победой своего разума.
К сожалению, такая «победа» разума в перестройке общества стала фактом, но «честь» ее происхождения принадлежит не инициаторам ее совершившим, а авторам теории ОМБ и ее защитникам в государстве, позволившим ей господствовать на протяжении почти всей истории социалистического общества. Это они вооружили общество «мировоззрением», с помощью которого можно совершать только такие «победы», после которых в обществе внезапно разрушаются одни идеалы, предложенные обществу и воспринятые им как научные, а взамен предлагаются идеалы, от которых хотели уйти как от порочных, антинаучных, и при этом не дается никаких объяснений причин возврата, кроме того, что социализм оказался порочным и потому социалистическая перестройка не удалась, забывая, однако, сказать, что и капитализм, прежде чем он приобрел современный процветающий и облагороженный вид, совершил за свою более долгую историю немало пороков, среди которых даже один, как порождение фашизма, превосходит все пороки социализма, что не будь социализма, оказавшегося единственной силой, способной остановить и уничтожить фашизм, сегодня человечеству пришлось бы не рассуждать о путях дальнейшего развития, а надеяться на чудо, чтобы сохранить свою жизнь в условиях всеобщего распространения фабрик по уничтожению народов, которые фашистские супермены посчитали бы ненужными для своих целей.
Победителей в этой «победе» не оказалось, все стали жертвами господства теории ОМБ, лишившей социализм и его общественное сознание научного мировоззрения и способности что-либо понимать в общественных явлениях.
В первую очередь, жертвами стали сами инициаторы замены марксизма на капитализм.
Практическая жизнь уже с самого начала построения социализма обнаружила порочность упразднения частной собственности и рыночных отношений. По этой причине Лениным и была введена новая экономическая политика - НЭП, допустившая частную собственность и рыночные отношения под контролем государства. Но суть этого порока тогда не была вскрыта. Он породил лишь сомнение в главном экономическом решении Маркса и убеждение, что НЭП нужен всерьез и надолго. После смерти Ленина с этим сомнением, убеждением и с НЭПом было покончено. Активные попытки вернуться к НЭПу и его причинам стали появляться лишь с началом перестройки социализма 1985г., когда высшая государственная власть ослабила господство догматических взглядов на сущность социализма. Однако новые попытки введения НЭПа также не опирались на понимание действительных причин его необходимости и не имели возможности их открыть из-за отсутствия внимания к основаниям мировоззрения и идеологии и соответствующей подготовки в этой области, позволяющей увидеть ошибки Маркса и его преемников. По этой же причине они не могли воспользоваться и имевшимися уже критическими работами в этой области, появившимися в процессе формирования и рождения субстанциализма. Научное мировоззрение и идеология их вообще мало интересовало, благодаря теории ОМБ, которая активно обучала ошибкам Маркса, а не научному методу познания явлений, обнаружения и устранения ошибок познания, которым она сама не владела.
Новые попытки опирались сугубо на грубый практицизм и насущную необходимость скорейшего преодоления экономического кризиса социализма, а также на горький урок ликвидации НЭПа, организованного Лениным. При таких обстоятельства могли появиться и появились люди, которые решили не рисковать с проведением второго НЭПа, а решить проблему кризиса социализма радикально, путем возрождения капитализма в полном масштабе, без ограничений социалистического государства. Пользуясь рядом благоприятных для них событий, вызванных мировоззренческой и идеологической беспомощностью руководства СССР в решении всех главных вопросов государства, которая была вызвана опять же порочностью теории ОМБ и собственной их неподготовленностью в этих вопросах, они предприняли попытку реставрации капитализма и она удалась.
Выбор между социализмом и демократическим капитализмом в пользу последнего, сделанный ими в условиях отсутствия научного мировоззрения, доступного их пониманию, оказался не самым плохим, если учесть, что новую экономическую политику, которую планировали провести в СССР, могли вновь упразднить после смены политического руководства страны. Такая угроза оставалась реальностью до тех пор, пока не были вскрыты и устранены ошибки Маркса и его преемников в понимании идеологии общества и субстанции социализма. Поэтому такой выбор радикально устранял эту угрозу. Этот выбор был бы еще лучше, если бы он был проведен в целом СССР без его разрушения. Это избавило бы народы СССР от тяжелых потрясений. Однако реализация выбора в таком масштабе не могла быть проведена без поддержки руководства СССР и могла закончиться провалом. Кроме того, разрушение СССР диктовалось, видимо, и необходимостью упрощения задачи: реставрации капитализма путем проведения ее не в целом СССР, а в отдельной его части. В этом случае не требовалось согласия других частей ни на реставрацию капитализма, ни на способ ее проведения, не требовалось создание нового союзного правительства, без которого была бы невозможна реставрация во всей стране и которое ограничило бы права каждого из участников нового союза.
Выбор в пользу капитализма, а не НЭПа оказался верным и с точки зрения готовности к нему большей части населения, возникшей под влиянием информации о высоком уровне жизни в капиталистических странах. Все республики бывшего СССР присоединились к капиталистическому выбору России, и ни в одной из них не возникло желание пойти ни по пути нового социалистического НЭПа, ни по пути социализма. Все насытились до предела коммунистическими обещаниями в скором наступлении процветающей жизни.
С точки зрения субстанциализма предпочтение, отданное демократическому капитализму вместо социализма в условиях НЭПа, даже с учетом тяжелых последствий от разрушения СССР, было оправдано, поскольку оно восстанавливало в обществе интерес к полезности труда и устраняло угрозу очередного упразднения этого интереса, если бы предпочтение было отдано второму пути реформ. Оно было оправдано и с точки зрения нового понимания эксплуатации, раскрытого выше. Социализм, как теперь известно с помощью субстанциализма, оказался не обществом, в котором устранена эксплуатация труда, а обществом, которое представляет собой государственный капитализм, осложненный упразднением интереса к полезности труда и рыночных отношений, как одного из важнейших средств объективного определения полезности труда. В результате чего эксплуатация труда в нем неизбежно вставала на путь неэффективного использования трудовых и материальных ресурсов и разрушения материальных условий сохранения жизни. То есть из двух видов эксплуатации труда предпочтение должно было быть отдано той эксплуатации, в которой этот порок был минимальным, то есть предпринимательскому капитализму.
Еще более успешным выход из кризиса социализма мог быть только с помощью субстанциализма, только с помощью устранения открытых им ошибок Маркса и его преемников. В этом случае исключались бы: разрушение СССР, переход к капитализму или социализму в условиях НЭПа, нарушение преемственности с исходными идеями социализма как общества без эксплуатации, тяжелые потрясения и материальные потери от смены идеологии, разрушения единого государства и интегрированного общественного производства и т.д.
Если бы лидеры перестройки опирались на научное мировоззрение и воспользовались бы субстанциализмом и работами по нему, в которых раскрывались ошибки Маркса и его преемников, научная несостоятельность теории ОМБ, предлагалось разработать при поддержке государства в короткие сроки новую идеологию и новую теорию стоимости, перестройка социализма избежала бы всех потрясений и с первых дней ее начала принесла бы блестящие успехи, которым мог бы позавидовать весь человеческий мир.
Увы! Лидеры перестройки социализма и реставрации капитализма не смогли понять новое мировоззрение и идеологию субстанциализм, оставили его без внимания, а в своих действиях воспользовались только интуицией и практицизмом.
Иного и не могло быть. Они, как и их предшественники, не понимали ни роли научного мировоззрения как единственного научного основания решения любых проблем, ни способа осуществления этой роли. Тем более, что этого не понимала и сама фундаментальная наука в объеме всей Академии Наук, со всеми ее институтами и организациями, включая главные ее организации по разработке мировоззрения и идеологии Институт философии и Академию общественных наук.
Они оказались жертвами мировоззренческого и идеологического невежества, которое воспитала в них лжемировоззрение - теория ОМБ и традиции коммунистической власти, родившиеся после смерти В.И. Ленина, в которых считалось возможным поставить власть государства и человека над законами природы, нарушать научные истины в угоду власти, перекраивать их для оправдания любых ее конъюнктурных соображений и оставлять без внимания и поддержки исследования и развитие марксизма по всем направлениям, исходившим из объективных потребностей науки и жизни общества.
Остается удовлетвориться тем, что решения, принятые ими без помощи мировоззрения оказались не самыми плохими, а также надеяться, что данное исследование, раскрывшее идеологическую картину примата мировоззрения над идеологией, которой не было в прошлых работах по субстанциализму, поможет понять роль мировоззрения в перестройке жизни общества и оно вместе со всеми результатами будет применено для исправления всех допущенных ошибок, а реставрация капитализма, осуществляемая из одной формы в другую, будет заменена на внедрение идеологии субстанциализма, позволяющей не заменять одну эксплуатацию на другую, а ликвидировать ее раз и навсегда.
Альтернативы субстанциализму нет. Если инициаторы реставрации капитализма вздумают превратить его в догму, как это сделали коммунисты с социализмом, то эта догма подлежит такому же упразднению, как и та, которую они сами упразднили.
Ни одна идеология не может оставить без особого внимания один из главных для каждого человека вопросов - вопрос об эксплуатации пока он не будет решен на основе законов природы и не станет обязательным содержанием этой идеологии. Все, кто пытается снять этот вопрос другим способом, на другой основе, например, с помощью теории Маркса или теории Бем-Баверка или в связи с процветанием капитализма, должны совершенно ясно сознавать, что они предают интересы жизни и становятся апологетами эксплуатации, превращающими воровство в воровство в законе.
Вопрос об эксплуатации возник до Маркса и не был ошибкой. Наиболее ясно он был поставлен, когда политэкономия капитализма (А. Смит, Д. Рикардо) поставила вопрос о происхождении прибавочной стоимости и пришла к выводу, правда, не получив ясной картины, что эквивалентность обмена между продуктами труда каким-то образом нарушается. С этого момента капитализм стал кандидатом на замену без права на восстановление. Заменить его должно было общественное устройство, в котором эквивалентность обмена была бы соблюдена. И произойти это должно было, как только стали бы известны картина нарушения эквивалентного обмена и путь устранения этого нарушения. Маркс дал одно из возможных решений этого вопроса. Поскольку его решение не принесло успеха в совершенной на его основе перестройке общества, требовалось вновь вернуться к этому вопросу, найти его объективное решение.
Пока не было субстанциализма и соответствующего ему решения вопроса об эксплуатации, было допустимо заменять социализм на капитализм только на основе лучших практических показателей капитализма, допуская существование эксплуатации, вынужденное сомнением в правильности решения вопроса о ней, данном Марксом, не забывая, однако, о необходимости продолжения решения этого вопроса, а тем более, не допуская снятия этого вопроса вообще с повестки интересов общества.
Допустимой была и замена капитализма на социализм, на основе марксистского решения этого вопроса, претендовавшего на объективность. В обоих случаях перестройка обосновывалась надеждой на возможность улучшения экономических отношений в обществе.
С открытием субстанциализма стало ясно, что все надежды людей в решении любых вопросов могут и должны опираться только на субстанциализм. С этого момента все идеологии - и социализм, и капитализм, и любые другие - должны заменяться по всем вопросам общественного устройства и развития на субстанциализм, независимо от того, на какой фазе существования, процветания или нового становления они находятся. Остановить эту замену никому не дано. Так же как никому не было дано остановить упразднение всех эксплуататорских идеологий прошлого - рабства, феодализма и др. Тем более, что в данном случае замена будет происходить сознательно с пониманием того, что субстанциализм - это теоретический идеал общества и решения вопроса об эксплуатации. Решение на такой основе является окончательным и отрицанию не подлежит, если не будет опровергнуто само научное мировоззрение.
Вторыми жертвами теории ОМБ стали, очевидно, сами ее идеологи. Те из ее представителей, которые, видимо, не были в числе реставраторов капитализма и которые пытались как-то уразуметь происшедшее, не нашли ничего лучшего, как обратиться, подобно обывателям, к религиозным основаниям решения труднейших общественных проблем: к буддизму (20), к христианству (19), забыв о научных средствах решения проблем, будто за плечами человечества никогда не было нескольких тысячелетий научных поисков, приведших к бесспорным достижениям как, например, примат всеобщего и научного мировоззрения, на которые можно опираться без опасений, не обращаясь к идее бога.
Их реакция оказалась прекрасным новейшим примером полной мировоззренческой несостоятельности теории ОМБ. Люди, не имеющие научного мировоззрения в качестве основы решения своих вопросов, вынуждены обращаться за помощью к богу.
Другие из представителей идеологии марксизма и теории ОМБ не стали вообще утруждать себя интеллектуальными усилиями и выражать публично свою точку зрения. Из апологетов марксизма они автоматически стали апологетами капитализма и антимарксизма. Тем более, что принципиальной трудности это не составляло. Ведь марксистское мировоззрение, которое они развивали под именем марксизма, и было по существу антимарксизмом. Оставалось только все назвать своими именами, сбросив марксистское прикрытие, а апологетами чего быть - им все равно, лишь бы не лишали их господствующего положения в обществе, которое они имели или приобрели в ходе реставрации капитализма. Они готовы быть апологетами любой идеологии, которая пришла к власти, их мировоззрением и идеологией является мировоззрение и идеология господствующей власти. Проблем выбора для них не существует, тем не менее они тоже жертвы теории ОМБ, поскольку она превратила их в зомби, действиями которых может управлять не их мышление и сознание, а простая смена идеологии.
Еще одной группой идеологов марксизма является группа непримиримых марксистов. Они искренне считают реставрацию капитализма только криминальным переворотом, не имеющим никаких объективных оснований для его совершения. Марксизм для них по-прежнему является истиной, которая должна быть восстановлена в своих правах, не подвергаясь ревизии и пересмотру.
Они являются жертвами теории ОМБ, которая не научила их тому, чего сама не знала и не хотела знать, что истинность марксизма может быть проверена не его фундаментальными трудами, огромными познаниями, социальными выводами о сущности эксплуатации и пути ее устранения, и даже не критериями практики, давшими весьма низкие показатели эффективности общественного производства и другие тяжелые последствия. Истинность марксизма и его право на господствующую роль в устройстве и развитии общества могут быть проверены и обоснованы только с помощью научного мировоззрения субстанциализм, в котором исходной основой понимания любого явления является всеобщее и его примат, которую признавал сам Маркс в своем понимании диалектики как науки о связях и всеобщих законах.
В рамках субстанциализма истинность марксизма не подтверждается. Он оказывается ошибочным во всех главных вопросах устройства и развития общества и в мировоззренческих основаниях этой общественной картины. Его ошибочность была предопределена тем, что Маркс взялся за решение проблем общества до разработки научного мировоззрения, а без него их практически невозможно решить в связи с особым характером социальных явлений, которые, в отличие от явлений естествознания, оказываются трудно предсказуемыми. Диалектика как наука о всеобщем осталась у него на уровне гениальной догадки, чего было совершенно недостаточно, чтобы ею можно было воспользоваться для успешного исследования общества.
Теоретическая основа всех социальных выводов Маркса и сами эти выводы оказались ложными. Эксплуатация не была упразднена с помощью социализма, она была лишь преобразована в другую форму. Упразднить ее можно только с помощью субстанциализма и его теории стоимости, в которой субстанцией стоимости оказывается не количество труда, а полезность труда. Поэтому нет никаких оснований для восстановления марксизма в своих правах. Одна эксплуатация не должна заменяться на другую, эксплуатация должна быть упразднена навсегда. В этом главная суть учения Маркса, реализовать которую он, к сожалению, не смог. Его учение оказалось ошибочным и подлежит замене на субстанциализм.
Как только непримиримые марксисты смогут это понять, они должны будут изменить свое отношение и к марксизму, и к реставрации капитализма. Незачем тратить энергию на восстановление ошибочного учения, ее следует направить на то, чтобы реставрация капитализма не превратилась в очередную ошибку и была своевременно заменена на установление субстанциализма и упразднение с его помощью эксплуатации навсегда. Только на этом пути научная перестройка общества, начатая на основе марксистского социализма, не завершится возвратом к своему началу - к капитализму или социализму, а получит естественное продолжение на основе законов природы, а не утопий человека, которое позволит обществу навсегда встать на столбовую дорогу жизни и процветания.
У коммунизма и коммунистов нет будущего, если они не откажутся от ошибок Маркса и не заменят свою научную основу с марксизма на субстанциализм.
Они должны, наконец, воспользоваться верными советами В.И. Ленина:
«Мы не смотрим на теорию Маркса как на нечто законченное и неприкосновенное; мы убеждены, напротив, что она положила только краеугольные камни той науки, которую социалисты должны двигать дальше во всех направлениях, если они не хотят отстать от жизни» (5,т.4, 184).
«кто берется за частные вопросы без предварительного решения общих, тот неминуемо будет на каждом шагу бессознательно для себя «натыкаться» на эти общие вопросы. А натыкаться слепо на них в каждом частном случае значит обрекать свою политику на худшие шатания и беспринципность» (5,т.15, 368).
«Борющейся партии передового класса не страшны ошибки. Страшно было бы упорствование в ошибке, ложный стыд признания и исправления ее» (15, 3).
Их не должно пугать, что в развитии марксизма может и должна произойти полная его замена. Логика сохранения преемственности с марксизмом должна определяться только научным мировоззрением, признающим всеобщее и его примат. Других оснований нет и быть не может. Все, что не соответствует этим основанием, не должно сохраняться.
Признание субстанциализма своей научной основой позволит коммунистам вновь вернуть утраченное доверие народа и стать реальной политической силой, способной построить, наконец, общество без эксплуатации и обеспечить процветание каждого человека при его жизни, за счет полезности его труда. Другой возможности для их реабилитации за допущенные ошибки, за господство теории ОМБ и ошибок Маркса и совершенный с их помощью жестокий произвол над обществом и разумом быть не может.
При этом коммунисты, как и любая другая партия, не должны рассчитывать на восстановление своего господства над государственной властью. Высшим органом государственной власти может быть только государственная власть, а не политбюро или ЦК политической партии или вся партия в целом.
Господство теории ОМБ настолько глубоко поразило общественное мышление, что ее разрушительное действие продолжается и сегодня, когда она лишилась господствующего положения и поддержки государства.
Ее новыми жертвами стали все новые политические партии и общественные движения, которые стремятся приобрести государственную власть. Никто из них, будто они пришли из каменного века, даже не вспомнил о существовании научного мировоззрения, на которое они должны опираться в своих программах перестройки и управления обществом. Отсутствие мировоззренческих критериев в их действиях создает, с одной стороны, реальную угрозу для возникновения в обществе новых социальных потрясений, в случае прихода их к власти, с другой стороны, мешает им четко обосновать свои цели и программы, избежать в них появления новых опасных ошибок, приобрести поддержку избирателей, а избирателям проверить объективность программ и обещаний.
Исключить эти последствия можно только с помощью субстанциализма, признав его обязательной научной основой жизни общества. Политические партии и общественные движения, которые стремятся внести положительный вклад в устройство и развитие общества не вправе оставлять без внимания этот вопрос. Отношение к субстанциализму должно быть исходным пунктом их программ. В противном случае это опять, как на практике у коммунистов, означало бы отрицание примата законов природы над человеком со всеми вытекающими из этого отрицательными последствиями.
Различие всех политических партий не может состоять в том, что они имеют различные идеологии. Идеологию нельзя ни выбрать, ни разработать произвольно. Она обусловлена научным мировоззрением субстанциализм и может быть только субстанциализмом. Все политические партии могут быть только партиями субстанциализма, который является их общей научной основой. Различие их может состоять только в специализации этих партий на решении тех или иных вопросов общества или всего их комплекса. Объединяя в своих рядах специалистов, они могут претендовать лишь на то, что на основе субстанциализма вскрывают какие-то ошибки в устройстве общества, дают решения по их устранению и готовы организовать их практическое воплощение. Обоснование их программ должно позволять проверить объективность их решений и не содержать популистских обещаний.
Самой большой частью общества, пострадавшей и продолжающей страдать от отсутствия научного мировоззрения и произвола теории ОМБ, является народ. Огромные усилия коммунистов обучить народ, начиная со школы, научному мировоззрению, оставили его практически без мировоззрения, поскольку учили не мировоззрению, а теории ОМБ, запутавшейся в собственном словоблудии и не сумевшей разобраться в том, что является главным в мировоззрении. Из-за этого народ, как и прежде, не способен оценить действительную полезность для него проводимых государством и политиками мероприятий и готов поддержать любое новое порочное решение, если оно будет успешно прикрыто соблазнительными обещаниями, популистскими, патриотическими и прочими формами.
Заканчивается ХХ век, а народ все еще не знает, как будто не было никакой цивилизации, что все его права и возможности создания собственной процветающей жизни должны определяться, в первую очередь, всеобщими законами природы и, во вторую очередь, законами общества, что вторые должны в кратчайшие сроки приводиться в соответствие с первыми всякий раз, как только обнаруживается нарушение этого соответствия или возникают искусственные препятствия в его восстановлении.
Вместо того, чтобы воспользоваться своими правами на жизнь, здоровье, свободу, собственность и т.д., вытекающими из законов природы, он продолжает смиренно подчиняться произволу законов и произволу их исполнения, прибегая к забастовкам, голодовкам и прочим неэффективным актам протеста.
Народу, а тем более науке, культуре, образованию, медицине и т.д. незачем хныкать и жаловаться на свою судьбу. Исключить нарушение своих прав народ может только одним путем, поняв и освоив практически, как таблицу умножения, все теоретические средства субстанциализма. Это единственный путь избежать обмана и получить защиту закона в любых нарушениях прав человека, от кого бы они ни исходили. Никто не может возложить на другого, на ученых, на правительство, на политиков свою личную обязанность освоения субстанциализма, ожидая только от них соблюдения и защиты своих прав. Права каждого будут соблюдены и защищены только в одном случае, если каждый будет успешно владеть субстанциализмом, сам будет его соблюдать и требовать его соблюдения от других, используя все средства, которые вытекают из понимания субстанциализма. Чем быстрее это произойдет, тем быстрее общество достигнет процветания, закончится, наконец, длящаяся уже несколько тысячелетий перестройка и общество навсегда обретет стабильные основания жизни, от которых не будет никакой необходимости отходить, поскольку других оснований просто нет.
В заключение по вопросу официальной позиции идеологов марксизма следует еще раз акцентировать внимание на их фактических достижениях. На протяжении всей истории существования СССР, после смерти В.И. Ленина, они не родили ни одного достижения ни в мировоззрении, ни в идеологии общества, которые можно было бы отнести к объективным и соответствующим примату законов природы. Их достижения можно оценить главным образом в тоннах бесчисленного количества трудов, посвященных исследованию мировоззрения и идеологии, но в них не нашлось ни одного решения, которое вошло бы в теоретические средства субстанциализма как плод их труда. Все они являются образцом и пособием для цитирования тех или иных классиков для обоснования какой-либо очередной конъюнктуры власти. Не появилось у них таких достижений и в экстремальной ситуации, вызванной социальной катастрофой от разрушения СССР и реставрации капитализма, которая, казалось бы, должна была подстегнуть их мышление, придать ему творческий характер, критическое отношение ко всем своим прошлым действиям.
Обращение к религии и обвинение инициаторов катастрофы, без предъявления конструктивных оснований, - вот все, что смогла родить гора, состоящая из огромной политической элиты, академической, отраслевой и вузовской науки. И не удивительно. Весь богатейший опыт истории познания, объединенный в единую систему с помощью ОМБ, превратился из научной основы решения проблем в кучу хлама или, в лучшем случае, в пособие для цитирования, подтверждающее, что его авторы знакомы с трудами великих исследователей, но не более. В решении проблем жизни и кризиса социализма цитаты бесполезны. Действенную помощь можно было найти, только ясно понимая главное достижение в опыте прошлого, связанное с приматом всеобщего, и, умея его применять в решении любых проблем жизни. Этого в теории ОМБ не оказалось.
При такой скудности результатов, которые можно отнести только к отрицательным, возникает даже вопрос: существовала ли вообще эта гора и куда она подевалась? К сожалению, гора эта не была миражем, она существовала и продолжает существовать. А ее бесплодие было и останется до тех пор, пока не будет устранена его главная причина - отказ от признания всеобщего и его примата как исходной основы мировоззрения и решения всех вопросов науки и жизни.
В результате социальной катастрофы возникли два положительных результата:
Во-первых, сознательный отказ от социализма и реставрация капитализма или замена государственного капитализма на предпринимательский.
Во-вторых, рождение мировоззрения и идеологии СНГизм и применение его для устранения сопротивления коммунистической власти Советского Союза путем ее упразднения. СНГизм позволил решить задачу бескровно, поскольку он оказался научным антиподом субстанциализма. Конечно, авторы СНГизма этого не знали, они лишь интуитивно угадали эту суть, а понять ее можно только сквозь призму субстанциализма.
Если в субстанциализме основой является субстанция - критерий существования явления, то в СНГизме основой является независимость - критерий несуществования явления. Абсолютно независимым является ничто. Поэтому провозглашение субъектами государства независимости ведет к упразднению этого государства, а проведение идеи независимости дальше ведет уже к упразднению и самих субъектов.
Авторы СНГизма нашли самое лучшее средство для решения своей задачи. Конечно, оно является таковым и им можно воспользоваться практически только в условиях отсутствия субстанциализма. В рамках субстанциализма имеются другие и более эффективные средства преодоления пороков власти и самой порочной власти, при наличии которых применение СНГизма становится недопустимым, как является недопустимым все, что нарушает требования субстанциализма, а тем более ведет к его полному отрицанию с помощью противоположного понятию субстанции понятия независимость.
Вместе с тем СНГизм дополнил субстанциализм, теперь известны два научных полюса, между которыми находятся все возможные человеческие решения:
Полюс субстанциализма - это полюс сохранения жизни.
Полюс СНГизма - это полюс разрушения жизни.
Честь происхождения этих положительных результатов не принадлежит научным идеологам марксизма, она принадлежит практикам, которые взяли на себя смелость, сознательно отказались от марксизма и нашли средства для решения своей задачи.
Идеологам марксизма принадлежит лишь честь самой катастрофы со всеми ее последствиями. Они не дали обществу своевременно научное мировоззрение, которое позволило бы провести перестройку социализма без катастрофы. А общество не могло бесконечно ждать появления этого мировоззрения, поскольку жизнь требовала немедленного улучшения экономического положения общества. Хуже того, общество не ждало, а отождествляло научное мировоззрение с тем, что ему преподносили в качестве такового идеологи марксизма, с тем, на основе чего не наступало давно обещанное процветание и коммунизм. В результате необходимое решение оказалось возможным принять только на основе грубого практицизма - брать то, что известно и давало лучшие результаты. Ну а там, где практики не имеют возможности опираться на объективную науку, вместе с положительными результатами могут происходить и катастрофы. Хорошо еще, что выбор был сделан в пользу демократического капитализма, а не в пользу какого-нибудь фашистского или религиозного его направления.
Так что винить в катастрофе идеологи марксизма могут только себя, но не практиков, которые, не дождавшись или разуверившись в возможностях науки, начали действовать по своему разумению. Идеологи марксизма не выполнили своей обязанности перед обществом, не дав ему ни научного мировоззрения, ни научной идеологии, хуже того, создав тем самым извращенное представление о возможностях науки. Поэтому и произошла катастрофа, и она может повториться в более широких масштабах, поскольку практицизм никогда не был и не может быть надежной основой жизни, если он не завершается, в конечном счете, созданием или признанием научного мировоззрения.
Теория ОМБ не может оправдать себя в этой катастрофе, заявив, что она не могла решить проблему всеобщего и создания научного мировоззрения из-за чрезвычайной сложности этой задачи. Причина не была в особой сложности проблемы. Причина состояла только в одном, в сознательном нарушении примата всеобщего - в постановке примата ОМБ над приматом всеобщего. В этих условиях проблема всеобщего и создания научного мировоззрения не может быть решена ни при каких усилиях. Сначала это нарушение было как ошибка, вызванная недостаточным уровнем знаний первых участников становления советской философии. Затем, когда они узнали о субординации знаний: о примате общего - перед частным, всеобщего - перед общим, она переросла в сознательное нарушение. Они оказались перед дилеммой: либо признать эту субординацию, либо признать в качестве высшего примата - ОМБ. Они выбрали ОМБ, считая, что в противном случае невозможно понять, почему Ф. Энгельс назвал вопрос об ОМБ великим, основным вопросом всей философии (11, 13). Они поставили букву марксизма над сутью марксизма, не разобравшись в действительном отношении Маркса и Энгельса к примату всеобщего и ОМБ. Они не имели права этого делать даже в случае, если бы Энгельс и Маркс ставили примат ОМБ выше примата всеобщего. Оно означало бы тогда нарушение примата всеобщего и основоположниками марксизма и ими.
После этого выбора начался сознательный процесс нарушения примата всеобщего, в котором никому не дано было право подвергать сомнению сделанный выбор. ОМБ стало исходным понятием, объединившим весь предшествующий философский опыт истории, включая марксистский опыт, в единую научную систему.
Поэтому, вопреки целям и желаниям Маркса, Энгельса, Ленина, не появилось ни одной работы, посвященной разработке диалектики как науки о связях и всеобщих законах. Поэтому теория ОМБ отвергла притязания теории систем на место мировоззрения, поэтому она заблокировала все работы по созданию субстанциализма.
Поэтому теория ОМБ не разработала научного мировоззрения и должна отнести только на свой счет катастрофу социализма и все ее последствия.
Казалось бы с упразднением господства марксистской идеологии, перед субстанциализмом открылся, наконец, зеленый свет и путь в общество, и он может быть теперь рассмотрен, обсужден, признан и применен.
К сожалению, этого не произошло. Упразднению подверглась лишь вывеска идеологии, но не ее суть.
Субстанциализм по-прежнему блокирован от общества. А главными бастионами блокады остаются главные научные организации - Академия Наук РФ и Институт философии АН РФ. В их жизни изменилась лишь вывеска, но не суть отношения к мировоззрению. Раньше в их названии присутствовало сокращение СССР, теперь оно заменено на РФ. Принципиальных же изменений в пользу научного мировоззрения не произошло.
Конечно, поворот к реставрации капитализма не мог не затронуть теорию ОМБ. Она имела теперь возможность обратить внимание на субстанциализм, но опять этого не сделала. Оказавшись перед новым выбором, она совершает новое сознательное нарушение примата всеобщего и научного мировоззрения. Теперь с ее милостивого согласия общество вправе пользоваться и другими мировоззрениями, выбирая по своему усмотрению предпочтительное, соответствующее идеологии капитализма, а ее рассматривать как одно из мировоззрений, вошедших в философский опыт истории на равных правах с другими концепциями и в вопросах изучения и в вопросах применения.
С позиции субстанциализма такая точка зрения опять является нарушением примата всеобщего, поскольку претендентом на научное мировоззрение может быть только то мировоззрение, которое своей основой признает примат всеобщего. Научное мировоззрение не признает и не может признавать равных прав между различными мировоззрениями в вопросах их познания и применения. Это неизбежно означало бы отрицание примата всеобщего, отрицания монизма мировоззрения и единства природы, что недопустимо.
Научное мировоззрение не признает за другими мировоззрениями права на применение, и считает их подлежащими опровержению и даже запрету, если в них исходным основанием является непосредственное грубое нарушение субстанциальных прав человека на жизнь, свободу, независимость, собственность. Оно может допускать существование других мировоззрений только как компромисс, как результат человеческого невежества, пока признание примата всеобщего не станет такой же нормой как признание таблицы умножения. Однако, оно заявляет, что применение какого-либо мировоззрения, не признающего примат всеобщего, в качестве руководства общественного устройства может привести к непредсказуемым и катастрофическим последствиям. Примерами являются фашизм и марксизм, взятый в виде теории ОМБ. Единственное практическое назначение всех этих мировоззрений состоит в их возможности быть учебными пособиями для демонстрации последствий, возникающих от нарушения примата всеобщего.
Как видим, теория ОМБ пополнила свой арсенал нарушения фундаментальных принципов научного мировоззрения. Если раньше она ставила примат ОМБ над приматом всеобщего, но заявляла о признании всеобщего, монизма мировоззрения и единства природы, то теперь она отказалась даже от внешнего признания этих принципов. Теория ОМБ осталась верной своей мировоззренческой несостоятельности и своему принципиальному нежеланию заниматься разработкой научного мировоззрения.
Равное право всех мировоззрений на существование, как новая мировоззренческая позиция, означает для субстанциализма одно - отказ во внимании главных органов науки и необходимость самостоятельного решения вопроса о получении внимания и признания общества, не рассчитывая до этого на поддержку органов науки и государства.
Эта позиция означает, что Академия Наук и Институт философии не придавали и по-прежнему не придают никакого значения необходимости создания и применения научного мировоззрения. О последствиях этого безразличия уже говорилось, теперь они получили продолжение.
В рамках СССР Академия Наук и Институт философии заблокировали от общества, родившийся в нем субстанциализм и все работы по его формированию, чем вызвали социальную катастрофу социализма, которую можно было безболезненно избежать, добившись высшей эффективности и в кратчайшие сроки в начатой перестройке социализма.
В рамках России их блокада субстанциализма вызвала продолжение катастрофы и в России и во всех республиках бывшего СССР. Проводимые в них реформы по-прежнему опираются только на грубый практицизм, а у их лидеров и сторонников не возникло даже малейшего интереса к тому, чтобы обратиться, наконец, в решении своих проблем за помощью к научному мировоззрению. Оно так и осталось в их сознании бесполезной вещью, достойной только презрительного и равнодушного отношения, которой позволяют существовать лишь как одному из символов цивилизованного общества, который вынуждены терпеть, дабы не прослыть варварами и дикарями. В связи с этим ему позволяют заниматься чем угодно, чтобы оправдать как-то свое существование, и никто не ждет и не требует от мировоззрения, чтобы оно стало тем, чем и должно было быть - универсальным и эффективным средством решения любых проблем общества. В связи с этим никто не видит и не хочет увидеть, что это официальное мировоззрение, ставшее «символом цивилизованности» общества, является лжемировоззрением и главным препятствием на пути научного мировоззрения и научной перестройки общества, и главным источником всех бед общества, всех его ошибочных, опасных и неэффективных решений, ибо оно заняло место, которое ему не принадлежит, и сознательно блокировало и продолжает блокировать научное мировоззрение субстанциализм, чтобы скрыть свою мировоззренческую несостоятельность
В результате этой блокады задержалось рождение субстанциальной теории стоимости, открывшей кратчайший путь к возрождению у людей максимального интереса к полезности своего труда, без помощи какой-либо эксплуатации, а, наоборот, за счет ее полного и окончательного упразднения.
Из-за этой задержки возрождение интереса к результатам труда пошло по известному для капитализма, но не самому лучшему пути: приватизации государственных предприятий, в результате которой многие из них оказались разукрупненными, разрушенными или остановленными с соответствующими отрицательными последствиями во всем общественном производстве и во всех вопросах удовлетворения потребностей людей.
С помощью субстанциализма всего этого можно было избежать путем возрождения права собственности труда на результаты своего труда, не изменяя форм собственности предприятий, не разукрупняя, не разрушая, не останавливая эти предприятия, если этого не требовалось технологией производства, добиваясь при этом высокой эффективности производства не только за счет высокого интереса людей к труду, но и за счет сохранения огромной концентрации техники и технологий в руках одного предприятия.
В рамках субстанциализма форма собственности не имеет никакого значения для эффективности производства. Наоборот, предприятие государственной собственности обладает возможностью достижения большей эффективности, за счет существующей концентрации средств производства, чем частное предприятие.
Другим отрицательным последствием стало разрушение производственных, экономических и политических связей между бывшими республиками СССР.
В рамках субстанциализма этого бы не произошло, так как потери сказались бы ощутимо не только на коллективах предприятий, но и на политических и хозяйственных руководителях республик. Субстанциализм не только препятствует разрушению производственных, экономических и политических связей, но, напротив, побуждает к их интеграции, расширению и укреплению, преодолевая любые государственные и национальные границы с еще большей активностью, чем это свойственно капиталистическим отношениям, поскольку полезность труда каждого участника производства определяется уже не только первым актом продажи товара, а всем процессом его обращения во всех странах, куда он попадает после продажи. По этой же причине он побуждает и к политической интеграции, вплоть до создания единого государства, за счет чего полезность труда всех участников производства становится еще больше, она становится максимальной.
Огромным отрицательным последствием стало положение самой науки. В результате катастрофических последствий перехода к капитализму она лишилась значительной части финансирования своей деятельности, которое и в рамках СССР не было на должном уровне и требовало резкого улучшения.
В рамках субстанциализма этого бы не произошло, поскольку финансирование науки происходит здесь не по остаточному принципу, не по принципу получения нищенских подаяний от государства, а согласно относительной полезности труда науки, которая равняется величине стоимости всего совокупного продукта общественного производства. Фактическая полезность труда науки оказывается такой, что она из нищей, просящей подаяние, превращается в самого богатого участника общественного производства, способного своими средствами инвестировать без затруднений и свои потребности и потребности остальной части общества. Вместе с тем она становится и самой выгодной областью для привлечения к себе внешних инвестиций.
В рамках субстанциализма наука впервые в своей истории получила возможность опровергнуть мысль Маркса, что она удовлетворяет свои потребности за счет общества. В действительности все происходило наоборот: общество удовлетворяло свои потребности, жестоко эксплуатируя науку.
Таким образом, Академия Наук и Институт философии, блокируя субстанциализм от общества, блокировали улучшение собственного благополучия и возможность приобретения полной экономической независимости от государства. Если учесть, что научное мировоззрение является не только основой успешного решения экономических проблем науки, но и основой решения любых других проблем науки, то отрицательные последствия этой блокады для всей науки, а значит и для всего общества приобретают астрономическую величину.
Причина безразличного отношения официальной науки к научному мировоззрению не должна вызывать удивление. В свое время «мировоззрение» в виде теории ОМБ пыталось «помочь» специальным наукам в решении их сложных проблем. Из-за того, что теория ОМБ не была научным мировоззрением, ее «помощь» оказалась вредительством в развитии специальных наук. Этим она дискредитировала и себя и научное мировоззрение. Ее изгнали из всех специальных наук и стали равнодушными к роли мировоззрения и в отраслевых институтах и в руководстве Академии Наук, чем причинили себе дополнительный вред.
Как видим, единственным источником происхождения катастрофы социализма и продолжения ее отрицательных последствий в реставрации капитализма является только одно - безразличие к научному мировоззрению и непонимание его значения для общества, порожденное длительным господством теории ОМБ.
Для радикального изменения положения дел, для устранения продолжения отрицательных последствий крушения социализма и недопущения новых катастроф есть только один путь, нужно навсегда с позором изгнать теорию ОМБ с пьедестала научного мировоззрения, как ее изгнали в свое время из физики, биологии и других специальных наук, и не допустить при этом на ее место никакого другого ее аналога, какими бы формами он не прикрывал свое отрицание примата всеобщего, а на место научного мировоззрения и идеологии навсегда поставить субстанциализм как результат сознательного признания примата власти природы над властью человека.
При этом нужно совершенно ясно осознать то, насколько важно объективное определение исходного основания мировоззрения и его последовательное проведение на всех уровнях исследования любого явления, что любые ошибки здесь, особенно в понимании исходного основания, чреваты тяжелыми последствиями, которые могут упразднить внезапно не только отдельную общественную систему, но и саму жизнь всего человеческого общества.
ПРИМАТ ПЛЮРАЛИЗМА
Не могло воспринять и оценить субстанциализм и антимарксистское мировоззрение, господствовавшее за пределами СССР. Его отрицательное отношение проявилось уже по отношению к предшественнице субстанциализма теории систем. Прогрессивный взгляд Л. Берталанфи о мировоззренческом превосходстве теории систем над другими видами мировоззрения не получил дальнейшего развития ни у самого автора, ни у его последователей. Под влиянием критики марксистов Л. Берталанфи отказался от своей претензии, не сумев представить в защиту своей точки зрения никакой аргументации. Не сделали этого и его последователи. Никто из них не увидел, что теория систем является попыткой решения проблемы примата всеобщего над всеми явлениями природы. Необходимая аргументация появилась только в субстанциализме.
Антимарксистское мировоззрение в принципе не могло воспринять ни субстанциализм, ни его предшественницу теорию систем, родившуюся в его собственных недрах. Причиной опять же было нежелание господствующей мировоззренческой концепции, из-за собственной мировоззренческой несостоятельности, развивать мировоззренческие основания теории систем или давать научную оценку субстанциализму.
Мировоззренческая несостоятельность во всех случаях имеет одну и ту же причину, которая состоит в отказе от признания всеобщего и примата всеобщего в качестве основания научного мировоззрения. Отказ этот может быть проведен непосредственно или в скрытой форме. В связи с этим следует сказать, что термины марксистское и антимарксистское мировоззрение применяются здесь только для обозначения двух различных мировоззрений, имеющих различные исходные принципы, а не в качестве синонимов научного и антинаучного мировоззрения, поскольку нарушение примата всеобщего может происходить и при официальном его признании, позволяющем, вроде бы, относить такую позицию к научной. Так теория ОМБ, носящая имя «марксистского» мировоззрения, отвергла примат всеобщего в скрытой форме, хотя внешне она его признавала. Да и у самого Маркса при безусловном признании им примата всеобщего имеется его отрицание в виде концепции «бытие определяет сознание», хотя в действительности всеобщее определяет и бытие и сознание. Отрицание всеобщего имеется у него и в ряде других случаев, некоторые из которых мы назовем ниже.
Чтобы не блуждать в поисках ответа на вопрос, когда Маркс и его преемники или противники представляют научное или антинаучное мировоззрение, критерием научного мировоззрения следует считать признание и практическое соблюдение всеобщего и его примата, а антимировззрением или лжемировоззрением считать любое его отрицание - в скрытой или явной форме.
В истории человечества, вряд ли, найдется какая-либо теоретическая конструкция, претендующая быть мировоззрением, которая открыто отрицает примат всеобщего. Исключением не является даже религиозное мировоззрение. Правда, всеобщее у него имеет другой источник и содержание. Если в науке всеобщее и его примат выводятся человеком в результате познания им природы, то в религии всеобщее и его примат принимаются в виде постулатов, оставленных богом. Что касается соблюдения всеобщего, то оно является обязательным и в научном и в религиозном мировоззрении и должно происходить по правилам, содержащимся в самом всеобщем. Однако, отсутствие прямого отрицания всеобщего не помешало его скрытому отрицанию практически во всех теоретических конструкциях, претендующих на место мировоззрения за пределами марксистского общества.
Теория систем после диалектики Маркса оказалась единственной теорией, которая не расходилась с признанием всеобщего. Но ее недостаток состоял в том, что она не понимала своей связи с приматом всеобщего, из-за чего не смогла достойно ответить на критику теории ОМБ, развить теорию систем до уровня научного субстанциализма и занять господствующее положение в науке и обществе. Ее роль оказалась ограниченной решением важных частных проблем, а роль господствующего мировоззрения заняли теории, в которых обосновывалось в той или иной форме отрицание всеобщего путем признания плюрализма различных мировоззрений и отрицания возможности исключительности одного из них, упраздняющей все остальные. К ним относятся позитивизм, неопозитивизм, критический рационализм и др.
Например, автор позитивизма О. Конт отвергал все положения и понятия, занимающие высший уровень абстракции, из-за невозможности, по его мнению, их проверки посредством опыта. Автор критического рационализма К. Поппер вместо науки о связях и всеобщих законах развил мировоззрение «проб и ошибок» (8, 23).
Здесь нет необходимости говорить обо всех направлениях антимарксистского мировоззрения. Такое рассмотрение следует проводить в специальном исследовании. В качестве дополнения можно сказать, что на путь плюрализма мировоззрений встала и теория ОМБ, после крушения социализма. Из их существования важно лишь то, что после Маркса никто не заявил и не приложил ни малейших усилий для признания и разработки проблемы всеобщего и его примата, за исключением стихийной попытки теории систем. А все попытки каким-либо образом отрицать эту проблему, во что вылились все претендующие на место научного мировоззрения теории, оказались несостоятельными как в свете всего предшествующего опыта разработки этой проблемы, начиная с античной философии, так и в еще большей степени в свете субстанциализма.
Например, в рамках субстанциализма вся аргументация О. Конта развалилась. Впервые в решении проблемы всеобщего субстанциализм представил практические доказательства существования всеобщего в работе Закон отношений (2 - список работ по субстанциализму). Конечно, проблема всеобщего является труднейшей из всех научных проблем, поскольку ее невозможно не только решить, но даже поставить, не абстрагируясь от всех частных свойств явлений, оставляя в центре внимания лишь всеобщие свойства. Но эти трудности не могут быть основанием для пессимизма или отрицания вопросов познания всеобщего, как ложных или лишенных смысла.
Не лучшей является и аргументация К. Поппера. Мировоззрение «проб и ошибок», которое он предложил вместо диалектики, не является его изобретением. Оно является первым мировоззрением, которым человек владеет с момента своего рождения, не имея никаких представлений ни об окружающем его мире, ни о своем собственном устройстве. По своей сути это мировоззрение антинаучно, поскольку оно управляет действиями человека только под контролем положительных или отрицательных ощущений, которые он испытывает и которые принуждают его избегать лишь последних. Лишь с появлением мышления человек может заметить, что и положительные ощущения могут быть причиной его неблагополучия и, наоборот, отрицательные ощущения могут стать причиной его благополучия. Что происходит это из-за существования в природе каких-то независящих от человека правил, обусловливающих отношения всех явлений природы. Что только благодаря этому концепция «проб и ошибок» может иногда приводить к положительным результатам, служить средством сохранения жизни, если имеющегося у человека от рождения механизма положительных и отрицательных ощущений оказывается достаточно, а ошибки не были столь серьезны, чтобы человек вместе со своим защитным механизмом был бы разрушен. Осознание отношений в окружающем человека мире и определение своего отношения к ним, при котором у человека появляется возможность избегать неприятных и опасных для себя последствий, означает признание существования в природе независящих от человека отношений и их примата над всеми действиями людей, включая пробы и ошибки, а также возможность их познания и применения себе во благо, не прибегая к мировоззрению «проб и ошибок», а опираясь исключительно на результаты познания природы - понятия, принципы, законы, субординацию отношений, на понимание того, что чем более общим знанием овладевает человек, тем шире круг явлений, в котором он может уверенно действовать без помощи проб и ошибок, что при овладении всеобщим знанием круг этих явлений становится бесконечным и охватывает всю природу.
Казалось бы, осознание этого факта должно было бы навсегда поставить на главное место в мировоззрении не концепцию «проб и ошибок», а достижения разума. Однако это решение не стало еще само собой разумеющимся. Сложившееся по принципу первичности происхождения отношение продолжает сохраняться. То, что родилось первым, не желает уступать своего места тому, что родилось вторым. Примат «проб и ошибок» перед достижениями разума, перед научным мировоззрением остается. Мировоззрение «проб и ошибок» продолжает испытывать судьбу человека, сохраняя свое высшее положение вместо того, чтобы уступить научному мировоззрению и разуму высшее положение, а самому занять положение подчиненного средства, к которому можно прибегать лишь во вспомогательных целях: для ускорения и облегчения процесса познания, сбора недостающей информации об исследуемых явлениях и т.д., но не как к единственному средству решения задач.
Мировоззрение «проб и ошибок» никогда не признавало достижения разума, какими бы убедительными они не казались. Оно всегда исходит из того, что эти достижения в каких-то условиях будут во вред человеку и он от них откажется, что довольно часто подтверждалось со многими достижениями познания. Достижения разума пробивали себе место в жизни человека не потому, что их признавало мировоззрение «проб и ошибок», а потому что они оказывались нужными человеку для сохранения его жизни и благополучия.
Конечно, разум может ошибаться, но это не может быть основанием, чтобы не доверять объективным его достижениям. Более того только он и может исправить свои ошибки, если не впадает от них в шок, депрессию и не совершает предательства своих объективных достижений.
Если для научного мировоззрения главным является недопущение ошибок в действиях человека, а любая его ошибка означает необходимость поиска причин ее происхождения для устранения ее повторения, то для мировоззрения «проб и ошибок» такая задача никогда не стояла. Оно уходит от ошибок путем переключения действий человека, подобно генератору случайных чисел, на любое другое направление, каждое из которых имеет право на существование, даже если на новом направлении произойдет катастрофа и человек превратится в ничто.
Если ошибки научного мировоззрения могут вызвать у его представителей шок, депрессию и предательство, и задержать процесс познания истины, то у представителей мировоззрения «проб и ошибок» ошибки разума вызывают лишь повышение уровня снобизма и пренебрежения, в котором было бы выше его достоинства замечать и оценивать какие-то достижения разума, принуждающие человека и общество подчиниться власти природы.
Из сказанного ясно, что мировоззрение «проб и ошибок» с появлением мировоззрения на основе понятия всеобщего или еще раньше, с появлением у человека мышления, позволяющего ему открывать отношения явлений природы и использовать их себе во благо, может иметь значение только вспомогательного средства, подчиненного мышлению. Попытки поставить его на высшую ступень мировоззрения, в какой бы форме они не проводились, могут означать только одно, что авторы этих попыток, спустя несколько тысячелетий разработки научного мировоззрения, все еще не вышли из младенческого состояния, в котором мировоззрение «проб и ошибок» является единственным доступным младенцу мировоззрением.
Единственной заслугой мировоззрения «проб и ошибок» в познании природы является включение у человека механизма мышления для постановки его на объективную основу. Но, как видно из претензии этого мировоззрения на большее, и эта заслуга не всегда реализуется, следствием чего является то, что человек вынужден повторять одни и те же ошибки многократно, пока они его или не погубят или не заставят, наконец, мыслить научно.
Отрицание всеобщего с помощью плюрализма мировоззрений также недопустимо, как и отрицание путем постановки частного над всеобщим.
Если при постановке частного над всеобщим нарушается субординация знания, то при плюрализме мировоззрений отрицается само существование всеобщего, что противоречит всем фактам научного познания природы, говорящим, что вся доступная исследованию природа едина и подчиняется одним и тем же законам, независимо от того, были ли они открыты в исследовании явлений на земле или в космосе. С рождением субстанциализма существование всеобщего оказалось уже не просто результатом признания единства природы, а фактом, получившим непосредственное доказательство на основе понятий субстанции, всеобщей субстанции и эксперимента с помощью «черного ящика».
В связи с этим любые претензии плюрализма мировоззрений на право своего существования могут рассматриваться так же, как претензии на право существования плюрализма таблицы умножения. То есть они могут рассматриваться только как результат невежества авторов и сторонников этого плюрализма.
В полной мере сказанное относится и к плюрализму идеологий общества. У общества может быть только одно научное мировоззрение и одна научная идеология. Другого не дано. Природа едина, поэтому едино и мировоззрение и соответствующая ему идеология.
Отрицание всеобщего и его примата с помощью примата плюрализма мировоззрений, как и с помощью примата ОМБ, не принесло и не могло принести ни одного положительного достижения.
Капиталистическое общество, в котором господствует примат плюрализма мировоззрений, не решило с его помощью ни одной проблемы. Все теоретические решения проблем, построенные на этой основе, оказались подобными экзотической теории стоимости в виде теории полезности Бем-Баверка, которую никто никогда не применял и применять не будет, а единственное назначение, ради которого она создавалась, состоявшее в необходимости опровергнуть существование эксплуатации, оказалось лишь иллюзией решения проблемы, подобной претензии теории ОМБ быть научным мировоззрением.
Действительное решение своих проблем капитализм получил не с помощью плюрализма мировоззрений и теории полезности, а с помощью стихийного проведения в жизнь примата всеобщего и только в этом случае. Например, кризисы безработицы были сглажены не теоретическими заявлениями об отсутствии эксплуатации, а выделением фондов по безработице за счет уменьшения прибыли капиталистов, присваиваемой без эквивалента у работающих.
Социальные конфликты, вызываемые низким уровнем жизни работающих, были сглажены опять же путем повышения минимального дохода работающих за счет той же прибыли, присваиваемой капиталистом без эквивалента.
Кризисы перепроизводства были ликвидированы не с помощью примата неограниченной свободы действий каждого производителя, а с помощью введения государственных ограничений на масштабы производства, получение кредитов и т.д.
То есть все решения, которые в какой-то степени сняли остроту проблемы, опирались на учет действительных причин появления проблем и объективных способов их решения, а не на утопическое их понимание. Если бы капитализм упорно опирался на утопии в решении своих проблем, подобно социализму, его участь была бы предрешена, как и участь социализма.
Особой заслуги капитализма перед социализмом в понимании сути и способов решения проблем не имеется. Просто ему больше повезло в сохранении, в процессе эволюционных и революционных изменений общества, интереса к полезности труда, который социализм сознательно разрушил, предложив вместо процветающей жизни сейчас, достигаемой за счет полезности своего труда, прекрасную жизнь в будущем, достигаемой за счет распределения результатов общественного труда по усмотрению государства. Полезность труда, существовавшая и сохранившаяся в предпринимательском капитализме, и была тем практическим компасом, заменившим и научное мировоззрение и научную идеологию, с помощью которого он преодолевал опасные для себя проблемы.
Социализм, в отличие от предпринимательского капитализма, став государственным капитализмом, утратил этот компас, а в условиях отсутствия научного мировоззрения и идеологии, обрек себя на неминуемое разрушение. Вопрос был лишь в том, как скоро оно произойдет? Не будь у России огромных природных богатств, позволяющих покрывать ошибки социалистической перестройки, и особо жестокой власти крушение состоялось бы уже в самом начале социализма.
Если бы капитализм понимал действительные причины появления своих проблем, открытые в субстанциализме, у него не было бы иного выбора, кроме субстанциализма. Вместо компромиссных решений, сглаживающих остроту проблем, он вынужден был бы принять решения, которые устраняли бы проблему раз и навсегда. Точно так же и у социализма нет иного выбора. Вместо выбора социалистического НЭПа или капитализма, ему предстоит выбрать только субстанциализм.
ПРИМАТ ИДЕОЛОГИИ
Причина отрицания всеобщего и его примата состоит не только в сложности его познания, которая может привести к ошибкам. Не в меньшей мере она состоит и в стремлении господствующей идеологии общества увековечить или хотя бы обосновать свое появление и существование.
Каждая идеология хорошо чувствует, что мировоззрение есть единственное объективное средство для ее обоснования, поэтому стремится разработать такое мировоззрение, в котором обеспечивается обоснование ее основных постулатов. То есть мировоззрение разрабатывается не с помощью исследования его собственного предмета, а с помощью предмета идеологии, который ставит себя над предметом мировоззрения, примат идеологии над приматом мировоззрения, примат частного над приматом всеобщего.
Происходить это может как по инициативе самих разработчиков мировоззрения, оказавшихся под влиянием того или иного их понимания идеологии общества, так и под влиянием господствующей идеологии, оказывающей внимание и поддержку разработкам мировоззрения, в которых она обосновывается, и создающей всевозможные препятствия тем направлениям, где возможно раскрытие ее ошибок.
Например, мировоззрение позитивизма и критического рационализма оправдывало существование капиталистической идеологии и не вело к объективной необходимости ее замены на научную идеологию.
Признание плюрализма мировоззрений, оправдывало существование плюрализма идеологий и фактически снимало вопрос о необходимости замены всех идеологий научной идеологией.
Не стала исключением и теория ОМБ. Под прикрытием своего собственного научного происхождения, опирающегося на научный авторитет Маркса, она оправдывала идеологию марксистского социализма, а ее отказ от разработки проблемы всеобщего и искусственные препятствия, создаваемые ею на пути всех желающих заняться решением этой проблемы, при внешнем признании необходимости такой работы, препятствовали выявлению ошибок Маркса в понимании мировоззрения и идеологии общества и замене марксистской идеологии на научную идеологию.
Сам Маркс оказался в разработке мировоззрения под огромным влиянием идеологии общества, которую он разрабатывал. Вопреки собственному пониманию диалектики как науки о связях и всеобщих законах, он не увидел ошибочности другого своего мировоззренческого принципа «бытие определяет сознание», поскольку на его основе он разрабатывает картину общей идеологии общества и ее замены в результате развития производительных сил общества и, в частности, капиталистической идеологии.
Переход в понимании идеологии общества на основания диалектики как науки о всеобщем означал бы для него открытие всех его ошибок и упразднение картины разработанной им идеологии общества, а также капиталистической и социалистической идеологии.
Он этого шага не сделал, ограничившись лишь однажды высказанным сомнением в правильности понимания им субстанции стоимости, предположив, что будет, если труд имеет стоимость (3,т.1, 546). Напротив, он укрепил свои ошибки, сделав еще ряд ошибок, например, заявив, что мировоззрение является классовым, дав тем самым возможность внести в предмет мировоззрения какие-то частные, хотя и важные, вопросы, которые не являются и не могут быть предметом мировоззрения и нарушают его примат, поскольку предметом мировоззрения является только всеобщее и ничто больше, а частное может входить в него только как пример применения мировоззрения. Признание мировоззрения классовым оказалось равносильным признанию таблицы умножения классовой, что недопустимо.
Признание за мировоззрением классового значения создает прекрасную основу для идеологии, чтобы создавать соответствующее ей мировоззрение - капиталистическое, социалистическое, или религиозное, или другое, а также соответствующие им идеологии.
Признание за мировоззрением и идеологией общества классового значения не позволило Марксу увидеть, что эксплуататорское общество может быть и бесклассовым. Практическим примером такого общества оказался марксистский социализм. В нем не было классов, но эксплуатация была, она существовала в специфической для этого общества форме, когда каждый человек мог оказаться и в положении эксплуататора, и в положении эксплуатируемого. Итогом этой эксплуатации стало массовое равнодушие к результатам своего труда и разрушение экономического благополучия всего общества.
Другим примером в этом же плане является утверждение Маркса о том, что экономические отношения людей являются базисом, а власть государства - надстройкой, призванной обеспечить соблюдение этих экономических отношений. Что позволяет власти государства создавать любое мировоззрение, которое соответствует господствующим экономическим отношениям и отвергать другие направления. Чем и пользуются практически все господствующие идеологии и порожденные ими классовые мировоззрения. В частности, идеология марксистского социализма и соответствующее ему мировоззрение - теория ОМБ не признавали и не допускали никаких исследований и их результатов, касающихся решения проблемы всеобщего как решения проблемы создания научного мировоззрения.
В научном мировоззрении субстанциализм не признается и не может признаваться классовый характер мировоззрения и идеологии общества, плюрализм мировоззрений и идеологий, а также рассмотрение экономических отношений в обществе в качестве базиса государственной власти. Такого рода признание может быть только в ошибочном мировоззрении и вытекающей из него ошибочной идеологии, в которых грубо нарушается субординация знания, примат всеобщего.
В субстанциализме единственным базисом решения любого вопроса - будь то мировоззрение, идеология, государственная власть, экономические отношения или любые другие вопросы в любой области деятельности человека - является всеобщее и его примат. Причем это всеобщее понимается не в связи с всеобщим характером познания как средства решения любых проблем, а в связи с принадлежностью всеобщего содержанию любого явления природы и общества.
Мировоззрение, построенное на таком базисе, является научным и способным решать успешно любые проблемы, раскрывая примат всеобщего в каждом конкретном случае. Идеология, построенная на таком базисе, раскрывает объективную картину устройства и развития общества, его экономических отношений, устройства и назначения государственной власти и т.д., исходящих из законов природы, а не из интересов тех или иных классов, наций, народов их элит и прочих частных явлений.
Эта идеология не является ни капитализмом, ни социализмом, она является субстанциализмом. Поэтому ее решения всех вопросов общества принципиально отличаются от всего известного раньше, скажем, в капитализме или социализме. Выше мы видели некоторые примеры этих отличий. Например, частная собственность из средства эксплуатации превращается в средство упразднения эксплуатации, рыночные отношения из стихийного средства определения стоимости товара превращаются в одно из главных средств объективного определения стоимости товара. Ниже мы уделим немного внимания и вопросам государственной власти.
Причем все решения подлежат признанию и применению не от того, чьи частные интересы они затрагивают и каков уровень развития производительных сил общества, а потому, что законы природы и все вытекающие из них следствия необходимо соблюдать во избежание опасных последствий от их нарушения.
ПРИМАТ МОНОПОЛИИ ОШИБОК
Из сказанного выше ясно: ни «марксистское», ни антимарксистское мировоззрение и идеология, господствующие в обществе, не могли воспринять субстанциализм. Иначе им пришлось бы признать свои ошибки, уступить свое место субстанциализму и уйти навсегда в историю, как неудачный опыт познания мировоззрения и идеологии, чего не хочет никакое господствующее мышление, основанное на грубом нарушении научных принципов мышления и стремлении скрыть эти нарушения.
Отрицание всеобщего, отрицание примата всеобщего породило глубочайший кризис в официальном мировоззрении и идеологии. Оно лишило их возможности создать научное мировоззрение и идеологию и увидеть с их помощью, каковы действительные достижения человечества в понимании тайн природы, устройства человеческого общества, путей его дальнейшего развития, теоретического его идеала, к которому нужно стремиться, причин конфронтации капитализма и марксизма и других идеологий и пути ее устранения.
Кризис официального мировоззрения и идеологии крайне отрицательно сказывается на всем человеческом обществе. Вместо успешного преодоления проблем своего развития на основе научного мировоззрения, оно оказалось обреченным на застой и топтание на месте; на повторение и совершение новых ошибок в попытках перестроить и улучшить общество; на возврат к ступеням развития и ценностям, присущим дикости и суеверию; на стихийное решение насущных проблем жизни путем терроризма, гражданских конфликтов, разрушения интеграции общества, возврата к национальной самоизоляции, возрождения национального экстремизма; на разрушение общественных производительных сил; на неэффективное использование трудовых и материальных ресурсов; на создание с помощью всех научно-технических достижений благоприятных условий для возникновения внезапных политических, криминальных, социальных, экологических и прочих катастроф и т.д.
Разрушение социалистической системы и СССР яркий пример внезапной политической и социальной катастрофы, которая может повториться в любом обществе, в котором вместо научного мировоззрения и идеологии господствуют человеческие утопии.
3. РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМ ОБЩЕСТВА – КРАТЧАЙШИЙ ПУТЬ ПРИЗНАНИЯ СУБСТАНЦИАЛИЗМА
Из сказанного выше видно, что в человеческом обществе сложилась ситуация, когда оно чрезвычайно остро нуждается в субстанциализме для успешного решения всех своих проблем, но не может им ни воспользоваться, ни даже оценить его из-за того, что господствующие в нем мировоззрения и идеологии, претендующие на научное значение, поражены глубоким кризисом, вызванным отрицанием ими исходного принципа научного мировоззрения - примата всеобщего. Вследствие этого кризиса ни одно из них не в состоянии дать объективную научную оценку субстанциализму и начать его применять, и даже, наоборот, они могут быть заинтересованы в создании искусственных препятствий для его признания.
В этих условиях преодоление кризиса официального мировоззрения и идеологии общества в короткие сроки возможно только путем привлечения внимания к субстанциализму новых общественных сил из числа прогрессивно мыслящих людей на всех уровнях общественного сознания с помощью решения на основе субстанциализма проблем, которые представляют непосредственный интерес для большинства людей и в тоже время не будут трудно доступными для понимания из-за высокого уровня абстракции или вынудят людей освоить любой уровень абстракции из-за супервысокого интереса к практическому решению проблем, предлагающему им быстрое и эффективное решение их жизненно важных задач.
Остается надеяться, что предложенное выше исследование проблем теории стоимости станет тем практическим решением, которое изменит отношение общества к субстанциализму, его результатам и к возможности получения с его помощью новых решений всех сложнейших проблем общества, которых немало во всех областях деятельности человека. Которое не оставит равнодушными никого ни в числе представителей официального мировоззрения и идеологии общества, ни в целом в обществе, которому научное мировоззрение должно служить надежным основанием в решении любых проблем, и которое не оставит никому монопольного права определять истину или упразднять произвольно какие-то научные достижения, не считаясь с приматом всеобщего, не считаясь с пониманием всеобщего с помощью содержания всеобщей субстанции и субстанции вообще и другими теоретическими средствами субстанциализма.
Проблемы, ждущие своего решения, известны. В первую очередь, после теории стоимости - это проблемы социального устройства и развития, связанные с вопросами суверенитета и независимости народов и стран, устройства государственной власти, которая обеспечивала бы высшую эффективность общественного производства, высший уровень соблюдения прав человека, ликвидацию межгосударственных и межнациональных конфликтов, высший уровень международной интеграции общественного производства и т.д. Во вторую очередь - это проблемы дальнейшего познания тайн природы в области естествознания, создания на основе научных достижений новых технологий, техники и т.д.
Решение этих вопросов не является для субстанциализма неразрешимой задачей. Наоборот, оно может быть достигнуто в кратчайшие сроки и будет приемлемо для всех с такой же необходимостью, как таблица умножения. Основа успеха остается той же. Это безусловное соблюдение требований субстанциализма, примата субстанциализма над всеми законами природы и общества, во всех решениях, исходя из того, что в природе нет и не может существовать явлений, которые могли бы нарушить примат субстанциализма без возникновения угрозы собственному существованию.
Решение всех этих проблем может идти одновременно по нескольким направлениям. Рассмотрим некоторые из них из числа проблем социального устройства и развития, поскольку последние являются наиболее сложными из всех научных проблем и от их решения в значительной мере зависят возможности успешного продвижения в решении естественнонаучных проблем.
Данное рассмотрение здесь может быть только кратким, но и в таком виде оно открывает объективные решения затронутых проблем и может дать дополнительные возможности для преодоления барьера непонимания субстанциализма.
ЛИКВИДАЦИЯ СУБСТАНЦИАЛЬНОЙ БЕЗГРАМОТНОСТИ
Первым конкретным шагом в получении новых решений очевидно должна стать ликвидация всеобщей субстанциальной безграмотности общества. После того, как люди узнали или узнают о существовании мировоззрения, которое они должны применять и не нарушать во имя собственного благополучия, они должны изучить его и научиться практически применять. Умение владеть им так же необходимо, как умение читать, писать, считать и т.д.
Вряд ли люди захотят отказаться от освоения и применения субстанциализма, впервые открывшего им те гигантские права, которые позволяют им, не ожидая далекого светлого будущего, обещанного марксизмом в виде коммунизма, достичь высшего уровня жизни и процветания сегодня, практически немедленно, начиная с момента общественного признания субстанциализма научной основой устройства общества, и только благодаря полезности своего труда.
Общество должно узнать, что хотя мысль о существовании научного мировоззрения возникла давно, а за долгую историю много раз предлагались в качестве такого мировоззрения различные картины мира, все они оказались ошибочными, а их мировоззренческий успех не вышел за рамки отдельных объективных достижений, как, например, признание всеобщего и его примата основой мировоззрения.
Общество должно узнать и понять, почему все выдвинутые историей мировоззрения оказались ошибочными, а все ошибки стало возможным преодолеть и больше не допускать только с помощью субстанциализма, только по его правилам и больше никаким другим способом.
Общество должно понять также, что субстанциализм является принципиально новым мировоззрением, а не результатом усовершенствования одного или всех известных мировоззрений прошлого, хотя в нем и используются и терминология, и содержание терминов, и другие отдельные достижения прошлого. Ибо нельзя назвать усовершенствованием прошлого новое, в котором главные признаки прошлого заменяются. Научное мировоззрение не могло появиться ни при каких усилиях раньше, чем был решен вопрос - что является субстанцией явления? Всеобщее и его примат могли стать опорой в построении мировоззрения только после решения этого вопроса, без которого само всеобщее не могло быть определено. Иначе говоря, всеобщее и его примат стали научным основанием мировоззрения впервые только в субстанциализме. Все прежние попытки построения мировоззрения на основе всеобщего и его примата можно отнести лишь к пробе сил и к поиску путей решения проблемы, а их эффективность можно оценить по тому, какие их результаты вошли или войдут в содержание субстанциализма.
В решении вопроса о субстанции явления субстанциализм не пошел по пути усовершенствования огромного количества различных представлений о субстанции, которое было в принципе невозможно, а открыл ее содержание вновь, путем сознательного отбрасывания из множества характеристик явления всего, что не является для него существенным, и сохранения в качестве содержания субстанции только существенного, только того, без чего явление не существует. Непосредственным поводом для такого подхода было, во-первых, признание всеобщего и его примата основой мировоззрения и, во-вторых, стремление найти критерии всеобщего.
Здесь может возникнуть возражение. Ведь «существенный признак» явления был введен в логике. Да, это так, но он не был назван в логике субстанцией явления, в результате чего она и не смогла разработать научное мировоззрение субстанциализм или тождественную с ним по содержанию логику, отличающуюся от субстанциализма только названием. Использование «существенного признака» в качестве субстанции явления стало не усовершенствованием этого признака, а использованием его по новому назначению, которое не было известно в нем прежде и которое стало возможным только после открытия этого нового качества. Основой для этого открытия стало не знание «существенного признака», а активное внимание к проблеме всеобщего.
Только после этого открытия стало возможным определить всеобщее и построить научный субстанциализм. Поэтому он может считаться принципиально новым мировоззрением, в корне отличном от всех своих предшествующих аналогов как опирающихся на термин «субстанция», так и опирающихся на любые другие исходные понятия и принципы. Поэтому и преемственность его с опытом прошлого состоит не в усовершенствовании опыта прошлого, а в извлечении из него и в перенесении в субстанциализм лишь того, что соответствует или может соответствовать, после определенных изменений, основаниям субстанциализма, построенным с помощью нового понятия субстанции.
Например, признание всеобщего и его примата как основания мировоззрения переносится из опыта прошлого в субстанциализм без изменений;
Термин «субстанция» переносится в субстанциализм после придания ему нового содержания;
Диалектика Маркса и теория систем Берталанфи рассматриваются как наиболее близкие субстанциализму мировоззрения, а их понятия связь, отношение, система как часть понятий самого субстанциализма. Причем такое их положение обусловлено не столько тем, что Маркс и Берталанфи отводили всеобщему роль основания мировоззрения - Марксу это было свойственно, Берталанфи нет, - а тем , что связь и система оказались, согласно закону отношений, тем, чем является всеобщее по своей структуре. Поэтому наука о связях и теория систем могут считаться близкими аналогами субстанциализма;
Открытые Гегелем законы диалектики - перехода количества в качество и обратно, взаимного проникновения противоположностей, отрицания отрицания, - которые Маркс и Энгельс наделили качеством всеобщих законов природы, не сохранили за собой такого качества и предстали неудачной попыткой познания всеобщих законов природы, обусловленной отсутствием объективного понятия всеобщего, на основе которого только и может быть открыто и доказано существование какого-либо всеобщего закона природы как свойства, присущего всеобщему;
Диалектика и теория систем не стали подвергаться дальнейшему развитию, а были просто заменены на субстанциализм как предельно общее мировоззрение, выполняющее все мировоззренческие функции и диалектики, и теории систем и по своему названию предельно точно выражающему и свой исходный принцип и основу своего успеха.
Общество должно также знать, что работа по созданию мировоззрения субстанциализм еще не завершена, еще предстоит дать ответы на ряд вопросов дальнейшего развития субстанциализма. Большая работа предстоит и в создании такого изложения субстанциализма, в котором он будет доступен всем, а не только узкому кругу специалистов.
СУБСТАНЦИАЛЬНАЯ ЭКСПЕРТИЗА ДЕЙСТВУЮЩИХ НОРМ ОБЩЕСТВА
Вторым конкретным направлением в применении субстанциализма может быть проверка, подобно проверке теории стоимости, на соответствие требованиям субстанциализма всех понятий, принципов, законов социального устройства и развития, накопившихся за историю цивилизации и оказывающих какое-либо влияние на жизнь общества, и устранение обнаруженных нарушений, вплоть до упразднения ошибочных законов принципов, взглядов.
В этом наследии человечества имеется великое множество субстанциальных ошибок, ведущих к таким же тяжелым социальным последствиям, как ошибки в понимании субстанции стоимости. Некоторые из этих ошибок лежат на поверхности, выявление других требует проведения исследований. Рассмотрим несколько примеров.
Первым примером может служить существующее понимание источника власти, возникшее вместе с зарождением цивилизации и сохранившееся в том или ином виде до наших дней. В этом понимании к источнику власти относят бога, царя, народ или какое-то их сочетание, или экономические отношения (Маркс). В действительности источником власти являются всеобщие законы природы, открытые в субстанциализме. Не было бы этих законов, то есть не было бы власти природы, была бы невозможна ни власть бога, ни власть царя, ни власть народа, ни власть отдельного человека, ни само существование явлений природы и человека. Без наличия порядка в самой природе был бы невозможен и порядок в виде какой-либо конкретной власти.
Апеллирование к тому или иному источнику власти является распространенным способом обоснования государственной властью своих решений. Например, в странах демократии, где источником власти признается народ, власти достаточно продемонстрировать поддержку народа, как становятся возможными любые решения - капитализм, фашизм, социализм, создание СССР, сохранение СССР, упразднение СССР и т.д.
С открытием субстанциализма апеллирование к любому из этих источников становится недопустимым и является грубым нарушением его требований. Теперь власть может апеллировать только к субстанциализму и принимать решения, которые не должны его нарушать, даже если этих нарушений жаждет сам «источник власти» - бог, царь, народ, власть. Решение вопроса, скажем, о судьбе СССР с помощью референдума, равносильно решению с помощью референдума вопроса о том, сколько будет 2х2 ? Четыре или пять, или двадцать пять? Что бы ни решил субъективный источник власти, власть и народ должны взять и защитить только то решение, которое соответствует объективному источнику власти, законам природы.
Извращенное понимание источника власти послужило для такого же извращенного понимания субстанции власти. Если источником власти является бог, царь, народ, экономические отношения, то субстанцией власти является установление порядка, обеспечивающего выполнение соответствующих постулатов бога, царя, требований народа, господствующих экономических отношений. Исходя из такого понимания субстанции власти, возникают различные формы ее реализации. Например, диктатура религии, царя, капиталистов, рабочего класса, парламентов, политических партий и т.д.
Согласно субстанциализму, субстанцией власти может быть только одно: установление порядка, обеспечивающего соблюдение каждым субъектом общества субстанциального закона сохранения, взятого в рамках высшей субстанции человека и общества - их жизни.
Закон сохранения гласит, что всякое существующее стремится и способно себя сохранить в той мере, в какой ему удается с помощью своих частных субстанций реализовать свою высшую субстанцию при соблюдении субстанциальных условий субординации.
Необходимость соблюдения данного закона вызывается действием двух других всеобщих законов - закона отношений и закона равновесия, - в соответствии с которыми всякое существующее является отношением (связью) для своего окружения, находится к нему постоянно в субстанциальном отношении и состоянии равновесия. Действие этих трех законов определяет, что будет, в конечном счете, с любым существующим: существование, жизнь, процветание, разрушение и т.д. Зависимость от этих трех законов фатальна. Только конечные результаты их действия могут быть изменены в любом желаемом для конкретного существующего направлении, в зависимости от того, как оно способно применить знание об этих законах: для разрушения или сохранения.
Для природы совершенно безразлично, что произойдет, в конечном счете, с каким-то ее явлением, как, например человек, народ, человеческое общество в целом. Не безразлично это только живым существам.
Выбрать свою конечную судьбу они могут только с помощью всеобщих законов субстанциализма и лучшим образом только с помощью их сознательного овладения и применения в действиях всякой власти: человека, коллектива, государства. Никакие другие выдумки человечества об источнике и субстанции власти помочь не могут. Все они являются экзотическими изобретениями человечества, порожденными различными этапами познания мировоззрения: язычеством, религией, переходом от религии к науке, началом науки, этапами развития науки.
Конечная судьба каждого человека и всего человечества определяется не ими, а действиями названных всеобщих законов природы и той степенью их овладения, которая была достигнута в каждом этапе познания мировоззрения. Лучшие результаты очевидно могут быть получены только с помощью овладения субстанциализмом. Только он вносит и позволяет проконтролировать разумность в действиях власти любого уровня, от власти отдельного человека до власти государства, от власти отдельного государства до власти всего человечества.
Другим примером распространенной ошибки может служить понимание суверенитета и независимости стран, народов, каждого человека, в соответствии с которым принято считать, что суверенитет и независимость означает принадлежащее каждому субъекту право самостоятельно и как ему вздумается решать все вопросы своего существования, не допуская в эти решения никакого вмешательства со стороны другого субъекта и даже природы.
В рамках субстанциализма такого неограниченного права не существует. Любое право возможно и ограничено по законам субстанциализма, поскольку существование любого явления природы возможно только при соблюдении этих законов. Никакое право не может претендовать на реализацию принципа - хочу, чтобы произошло то, чего захочу. Следовательно, высшее право суверенитета и независимости любого субъекта общества не может претендовать на большее, чем вытекает из субстанциализма. Претензии на большее означают угрозу жизни. Стоит, например, кому-то освободиться от угнетающего его всю жизнь атмосферного давления, как он тотчас же превратиться в ничто.
Не может ни один субъект общества претендовать и на то, чтобы его суверенитет и независимость были бы больше, чем у другого субъекта. Например, у государства прав больше, чем у отдельного народа или каждого человека, у одного народа прав больше, чем у другого народа и т.д.
Права суверенитета и независимости всех субъектов общества равны и могут ограничиваться только необходимостью соблюдения равного права всех субъектов общества. Дополнительное ограничение суверенитета и независимости какого-либо субъекта общества может быть только в виде наказания за нарушение этим субъектом субстанциальных условий сохранения жизни, определенных в законе сохранения.
Другим случаем дополнительного ограничения права суверенитета и независимости субъектов общества может быть ограничение, вызванное чрезвычайными обстоятельствами: войной, стихийными бедствиями, необходимостью сохранения государственной и производственной тайны, особым характером некоторых видов деятельности.
Все ограничения, конечно, не означают, что один субъект имеет больше прав, чем другой. Они означают лишь то, что для сохранения жизни и благополучия каждого субъекта права суверенитета и независимости субъектов общества могут быть ограничены.
Примат субстанциализма над всеми законами природы и общества означает, что все субъекты общества в защите своих прав должны опираться только на субстанциальное право - право, в котором все нормы, регулирующие отношения в обществе, соответствуют требованиям субстанциализма.
Примером и частью такого права, регулирующей экономические отношения, является субстанциальная теория стоимости. Все остальные отношения этого права, конечно, еще предстоит разработать. При этом государственное и международное право должны рассматриваться как вспомогательные решения, которые подлежат соблюдению только при отсутствии в них субстанциальных нарушений, а при их наличии - только после их устранения, которое должно проводиться в кратчайшие сроки. Можно добавить также, что любое право, содержащее субстанциальные нарушения, является криминальным и подлежит либо соответствующему пересмотру, либо упразднению.
Отсутствие разработанного субстанциального права по всем вопросам общественных отношений не означает, что до его разработки им нельзя воспользоваться практически.
Правила субстанциализма известны, следовательно, потенциально известны и все субстанциальные отношения в обществе, которые могут интересовать людей. Чтобы ими воспользоваться практически, нужно перевести их из потенциальной формы в актуальную, совершив все необходимые действия. Примером такого процесса перевода знания из потенциальной формы в актуальную является изложенный выше процесс получения субстанциальной теории стоимости.
Более простым примером является применение таблицы умножения. Она содержит потенциальные ответы на все арифметические отношения, какие только могут быть в природе. Чтобы получить результат по конкретному арифметическому отношению мы должны совершить определенные действия, после чего мы получаем готовый результат и можем применять его практически.
Применение субстанциализма, как и применение таблицы умножения, требует специальной подготовки. Как только люди овладеют субстанциализмом, они смогут практически находить любые конкретные отношения как общественные, так и любых других явлений природы, а процесс этот станет таким же доступным, как применение таблицы умножения. Каждый сможет открыть ошибки общественных отношений и поставить общество перед необходимостью их устранения, как это сделано в данной работе.
Даже из короткого рассмотрения некоторых ошибок, существующих в понимании источника и субстанции власти, суверенитета и независимости, видно, что при наличии единого субстанциального права для всех субъектов общества, развитие человечества не может пойти по пути создания мононациональных карликовых государств или создания содружества независимых граждан. Это означало бы совершение еще одного субстанциального нарушения, суть которого состояла бы в непризнании примата субстанциализма и в постановке над высшей субстанцией частной субстанции, права субъекта над правом природы.
Наличие единого субстанциального права, обязательного для всех субъектов общества, означает, что суверенитет и независимость субъектов общества не только не может вести к упразднению власти, стоящей над субъектами, но, напротив, эта власть должна быть сохранена и создана там, где ее еще нет, и развита до уровня соблюдения ею субстанциального права. Иначе говоря, оно означает необходимость создания единой власти, единого государства над всеми суверенными и независимыми субъектами общества, вплоть до создания единого государства на всей земле. И эта необходимость не зависит от того, будут ли субъектами люди, народы или страны.
Только в этом случае могут быть соблюдены требования субстанциализма и обеспечен их примат над всеми законами общества. Только в этом случае могут быть соблюдены все высшие права любого субъекта общества на жизнь, суверенитет, независимость, собственность и т.д.
Можно отметить, что практическая жизнь проложила дорогу в этом направлении задолго до появления научных оснований.
Первым примером зашиты прав субъектов общества может быть возникновение и существование государственной власти в рамках отдельных обществ, в которых субъектами являются люди одной нации или несколько народов различной нации вместе с составляющими их людьми.
Сегодня процесс этот захватывает в свою орбиту все страны мира. В поисках защиты своих прав они обращаются к международному праву и первому органу единой власти на земле, созданному в виде Организации Объединенных Наций - ООН как практический шаг человечества в поисках средств противостояния угрозе межгосударственных конфликтов, угрозе возникновения в какой-либо стране режимов, подобных фашизму.
После появления субстанциализма недостает только одного - наделения ООН правами единого государства на земле, действующего на основе субстанциального права, и приведение всей структуры и функций власти в соответствие с требованиями субстанциализма, после чего международный орган власти будет обладать не только правом пресечения внешней агрессии отдельных государств, но и правом вмешательства во внутренние дела любой страны, в которой совершаются массовые нарушения субстанциальных прав человека.
Новый практический шаг в создании единой государственной власти на земле может быть сделан в результате нового объединения тех стран, которые прошли долгий путь совместного существования в едином государстве и образовались в результате разрушения этого государства. Это страны, образовавшиеся после разрушения СССР, Чехословакии, Югославии.
Разрушение этих единых государств не привело к обретению у новых стран и их граждан высшего права на суверенитет, независимость, собственность. Все их приобретения оказались лишь формой этих прав, лишенной научной и материальной основы, в которой пышным цветом расцвели новые нарушения субстанциальных прав всех субъектов общества.
Путь к настоящему успеху был другой. Он состоял в необходимости перестройки всей государственной власти на основе субстанциализма. Упразднение единой весьма несовершенной и даже порочной власти в этих государствах не привело к упразднению несовершенства и порока этой власти, оно привело лишь к гигантскому развитию порока. Ведь власть над субъектами общества не может исчезнуть вообще. Она может быть плохой, преступной, но если ее упраздняют вообще, то ее место автоматически занимает власть стихийного действия законов природы, в которой ни один субъект общества не может быть защищен от произвола и господствовать начинает не право разума и право сохранения жизни, а право силы, право суеверия, дикости, невежества, которое отбрасывает все общество назад, ведет к утрате научных, культурных, социальных, материальных основ жизни.
Все эти тяжелые последствия - неизбежное следствие стихийного действия всеобщих законов природы, власти природы, которой совершенно безразлична судьба и отдельных людей, и народов, и всего человечества. Ей безразлично, будут ли они процветать или даже жить в результате действия ее законов. Эти вопросы могут иметь значение только для людей, для всего человечества, и положительное решение эти вопросы могут получить только в том случае, если человечество будет открывать эти законы природы и использовать их себе во благо, что можно сделать в рамках общества только с помощью государственной власти, соблюдающей примат власти природы над властью общества.
Люди и народы должны навсегда отказаться от борьбы за упразднение стоящей над ними государственной власти. Единственной объективной целью в их отношениях с государственной властью должно быть не упразднение государственной власти, а только упразднение пороков и недостатков этой власти.
Все совершенные ошибки могут быть исправлены в короткие сроки, для этого нет никаких принципиальных препятствий. Наоборот, научные основания состоят в том, что это должно произойти и произойти на основе субстанциализма, с присущим ему качественным изменением всех принципов решения задач.
На примере исследования вопросов теории стоимости мы уже видели новые принципы решения в действии. Дополнительным примером стало также короткое рассмотрение вопросов об источнике и субстанции власти, суверенитете и независимости субъектов общества. Не является исключением и рассмотрение вопроса о восстановлении единой государственной власти на территории распавшихся государств.
В рамках субстанциализма восстановление единой государственной власти на территории, скажем, бывшего СССР, не может и не должно происходить на основе проведения всенародных референдумов, определения желания или нежелания правительств новых государств создать какой-то новый союз, принятия в качестве условия создания нового союза, права свободного входа и выхода из него и т.д. Единственной надежной основой создания нового единого государства может быть только признание субстанциализма каждым государством научной основой своего устройства и развития со всеми вытекающими из этого последствиями, ибо нельзя, скажем, признать таблицу умножения, а затем не признавать какое-то отдельное ее правило или результат применения.
В субстанциализме
государственная власть не является атрибутом только мононациональной
совокупности субъектов общества, она является атрибутом любой совокупности
субъектов общества.
Поэтому мононациональная государственная власть является всего лишь частной
субстанцией власти вообще и никогда не может ее отрицать. В противном случае она
не имеет права и на собственное существование.
Поэтому признание субстанциализма означает автоматическое признание необходимости воссоздания единой государственной власти и недопустимости ее нового разрушения путем выхода из нее каких-либо отдельных или всех субъектов государства. Выход субъектов из состава государства означал бы непризнание властью субъекта власти над субъектами, то есть непризнание частной субстанцией своей высшей субстанции. Любой субъект общества вправе претендовать лишь на предоставление ему максимального суверенитета и независимости, права собственности и других прав, которые могут быть в рамках субстанциализма, если они по каким-то причинам не были реализованы.
Нет причин для отказа от создания нового государства или его последующего разрушения и на основе отказа одного или всех субъектов государства от признания субстанциализма основой своего устройства и развития по причине отрицания его фундаментальной роли в устройстве общества и любого явления природы.
Поскольку субстанциализм - это теоретическое выражение примата всеобщего над всеми явлениями природы, включая человеческое общество, отказ от его признания означал бы отрицание примата власти природы над властью человека, либо отрицание объективности теоретического выражения этого примата, представленного в субстанциализме.
Субстанциализм может содержать ошибки, их безусловно нужно выявлять и устранять. Но к числу ошибок никто и никогда не сможет отнести ни признание примата всеобщего над всеми явлениями природы, человеком и обществом, ни признание этого примата единственным научным основанием мировоззрения и цивилизации, ни необходимости открытия теоретических средств, раскрывающих картину этого примата, ни те общие теоретические средства этой картины, которые представил субстанциализм, ни его отношение ко всем другим мировоззрениям и идеологиям общественного устройства, ни общие решения частных вопросов, как теория стоимости, теория познания и др., которые уже получены с его помощью.
Во всяком случае для отрицания субстанциализма необходимо представить объективные доказательства несостоятельности всех его фундаментальных решений. Пока таких доказательств никто не представил и вряд ли когда-либо сможет представить, можно считать, что ни у какого народа и его правительства не может быть оснований для отказа от признания субстанциализма основой своего общественного устройства и соответствующего отказа от воссоединения в новое государство или его разрушение путем выхода из него.
Следовательно, воссоединение распавшихся государств на новой научной основе субстанциализм является объективной необходимостью и нет никаких сомнений в том, что эта необходимость будет реализована практически и в недалеком будущем и охватит все человеческое общество.
Следующий шаг по объединению стран в единое государство может происходить путем вовлечения в этот процесс соседних стран, в первую очередь тех, с которыми в недалеком прошлом существовало широкое экономическое, технологическое и политическое сотрудничество.
Могут возникнуть и новые центры объединения, которые уже сложились практически как, скажем, объединение стран Европы. Важным центром объединения может стать Организация Объединенных Наций.
Гигантским катализатором этого процесса несомненно станет освоение субстанциализма и применение субстанциальной теории стоимости.
Материальный интерес всегда был и останется в числе главных движущих сил интеграции общества. С освоением новой субстанции стоимости все национальные особенности отступят на задний план, а все человечество объединится в единое государство, в единую систему общественного производства. Это условие является объективной необходимостью того, чтобы каждый участник общественного производства стал обладателем максимальной полезности своего труда. Другого пути не существует. Национальные особенности в субстанциальной иерархии занимают низшие ступени, а высшие безраздельно принадлежат жизни и материальным условиям ее сохранения и воспроизводства.
СУБСТАНЦИАЛЬНАЯ ЭКСПЕРТИЗА НОВЫХ НОРМ ОБЩЕСТВА
Третьим направлением применения субстанциализма должна стать обязательная субстанциальная экспертиза всех новых нормативных решений государства, на всех уровнях их принятия, чтобы исключить появление новых субстанциальных нарушений и тяжелых последствий от их применения. Из-за отсутствия такой экспертизы все новые нормативные материалы общества несут в себе те же ошибки, что присущи существующим уже нормам, и умножают и без того богатое наследие пороков общества.
Например, если бы была возможна субстанциальная экспертиза решений о реставрации капитализма и разрушении СССР, как средства выхода из кризиса социализма, был бы, несомненно, найден и применен другой путь - путь субстанциализма, катастрофа социализма была бы исключена, а вся страна добилась бы уже давно желанного процветания и благополучия.
В принципе это было возможно, ведь субстанциализм уже существовал к этому времени и даже предлагал свои услуги. Увы! Воспользоваться им было невозможно из-за тяжелого поражения общественного сознания, вызванного господством теории ОМБ и традиции игнорирования государственной властью законов природы. Это порочное единство настолько долго существовало, что когда власть поняла, что кризис социализма требует радикальных изменений в идеологии общества, она уже не могла опереться на научное мировоззрение, чтобы проверить качество своих решений, поскольку перестала понимать, что все беды идут от нарушения законов природы, а все пути их устранения зависят только от умения найти и применить научное мировоззрение.
Первым и последним, кто понимал эту простую и великую истину среди лидеров практического социализма, был только Ленин, затративший немало усилий на то, чтобы овладеть и научным мировоззрением и научной идеологией. Среди его преемников не нашлось никого, кто продолжил бы эту традицию.
4. ЗАЩИТА СУБСТАНЦИАЛИЗМА
Субстанциализм - это высший научный и практический критерий истинности и цивилизованности действий общества, каждого его субъекта, каждого человека.
Кто против субстанциализма - тот против истины и цивилизации, кто за субстанциализм - тот за истину и цивилизацию. Золотой середины здесь нет и быть не может.
Субстанциализм и антисубстанциализм - это два полюса, между которыми находятся все возможные человеческие решения. Чем ближе к одному полюсу, тем совершеннее решения и тем выше эффективность и надежность жизни и наоборот.
Субстанциализм - это полюс успеха, торжества разума и жизни.
Антисубстанциализм - это полюс дикости, суеверия, разрушения разума и жизни. Теоретическим идеалом антисубстанциализма является СНГизм, то есть мировоззрение, исходной основой которого является независимость. Дальше этого идеала продвинуться нельзя. Поэтому оказалось возможным молниеносно, без единого выстрела разрушить СССР и сделать то, что не могли сделать никакие армии мира.
Применение антисубстанциализма, очевидно, может быть только в условиях отсутствия субстанциализма, поскольку ничего другого не дано. Но оправдано оно может быть только в том случае, если с помощью одного его уровня разрушается другой, чтобы открыть возможность продвинуться к полюсу субстанциализма. Примером является устранение коммунистической власти СССР с помощью СНГизма, чтобы стало возможным перейти от социализма - государственного капитализма к предпринимательскому капитализму. Причем даже в этом случае оно может быть оправдано только в том случае, если открывшаяся возможность продвижения к полюсу субстанциализма приведет, в конечном счете, к устранению и того нового порока, который возникает от применения антисубстанциального решения. То есть, если разрушение единого государства, происшедшее в результате применения СНГизма, будет устранено путем воссоздания нового единого государства на новой основе.
Не может быть оправдано применение антисубстанциализма, если благо, во имя которого оно совершалось, не приведет к устранению или приведет к углублению порока, порожденного применением антисубстанциализма. То есть, если последствия от применения СНГизма не будут устранены путем воссоздания нового государства, а углубятся и приведут к разрушению уже новых республик и образованию на их территории новых мини государств и т.д.
И совершенно недопустимо применение антисубстанциализма, если с его помощью пытаются утвердить в обществе взамен существующего другой антисубстанциализм, заведомо стоящий ближе к полюсу СНГизма. Например, нельзя заменять светскую идеологию общества, далекую от идеала общественного устройства, на религиозную идеологию, а последнюю на религиозный экстремизм и т.д.
Конечно, все эти рассуждения приобретают полезное значение только в рамках субстанциализма. Причем эта полезность не может выходить за рамки познания явления, она не может использоваться для практического руководства. При знании обществом субстанциализма никакой антисубстанциализм недопустим и не может получить никакого оправдания.
Если бы субстанциальная критика марксизма была известна в обществе раньше, для устранения кризиса социализма не потребовалось бы применять СНГизм.
Коммунистическая власть, начиная с 1985 года, в принципе могла воспользоваться субстанциальной критикой марксизма и устранить его пороки. Тогда не было бы оснований для возникновения общественной оппозиции ее марксистской приверженности, а затем и к возникновению СНГизма и устранению с его помощью коммунистической власти с разрушением единого государства.
Если бы коммунистическая власть отказалась от устранения ошибок Маркса, то тогда автоматически появлялось основание для возникновения оппозиции и проведения ею борьбы за упразднение коммунистической власти, но опять же не с помощью СНГизма, а с помощью раскрытия антиобщественной сути этой власти и мобилизации всего общества на устранение этой власти, на замену ее другой властью, которая взялась бы за устранение ошибок марксизма, а не за разрушение единого государства.
К сожалению, к моменту проведения перестройки в обществе еще не было субстанциализма, который мог бы представить развернутую научную критику марксизма, которая была бы понятна и коммунистической власти и общественной оппозиции ее марксистскому курсу. Воспринять же субстанциализм в его общем виде ни коммунистическая власть, ни ее оппозиция не могли. Они просто не знали, что все проблемы человеческого общества могут и должны решаться только с помощью научного мировоззрения.
Должно быть ясно и то, что в условиях отсутствия субстанциализма сторонники любого антисубстанциального решения считают его верхом человеческой мудрости и ни у кого из них, как и у их противников нет критериев, чтобы увидеть свои или опровергнуть чужие ошибки до их практической реализации, когда они проявят себя в жертвах и страданиях, в разрушении основ жизни и т.д. В ХХ веке примерами такого рода стали капитализм, фашизм, ортодоксальный коммунизм, СНГизм.
Уйти с этого опасного пути можно только с помощью субстанциализма. Перехитрить природу, никому не дано. Никто не может поставить социальные законы над законами природы. Попытки подобного рода равносильны попыткам, перехитрить самого себя.
Все попытки игнорирования субстанциализма должны рассматриваться как попытки игнорирования таблицы умножения и более серьезно, поскольку область действия субстанциализма безгранична, а последствия от его нарушения могут быть непоправимы для всего человечества.
Для исключения отрицательных последствий должна быть создана субстанциальная система предотвращения субстанциальных ошибок, содержащая столько уровней защиты, чтобы ни одно серьезное нарушение стало не возможно. Некоторые решения по этой системе были приведены выше в виде направлений применения субстанциализма.
В числе всех мер, несомненно, важнейшее место должно быть отведено обязательному образованию и воспитанию всех людей на основе научного мировоззрения и идеологии общественного устройства и развития.
Весьма важное место занимает система оплаты труда. Как только она будет приведена в соответствие с принципами полезности труда и охватит все общество, включая государственную власть, нарушения субстанциализма станут, видимо, практически невозможными. Ведь полезность труда может быть максимальной только при отсутствии субстанциальных нарушений.
Одним из важнейших условий исключения субстанциальных ошибок является приведение в соответствие с требованиями субстанциализма самой государственной власти: ее функций, структуры, порядка формирования и замещения, ответственности и т.д. Власть государства является одним из главных практических источников субстанциальных нарушений. И пока она не будет перестроена в соответствии с требованиями субстанциализма, этот источник будет сохраняться, а сама власть будет представлять угрозу для общества, которая от привычных форм угнетения, с которыми общество смирилось, всегда может перейти к непредсказуемым и чрезвычайно опасным для общества действиям. То есть без субстанциальной перестройки власть всегда будет иметь потенциальную возможность превратиться из средства защиты общества в средство его угнетения, и даже уничтожения.
Не менее важное место должно быть отведено ответственности всех людей за сознательное игнорирование субстанциализма. Должностные лица и политики, претендующие на право управления обществом, за совершение серьезных субстанциальных ошибок должны навсегда лишаться права принимать решения по управлению обществом или отдельными направлениями его деятельности.
Положительные результаты не замедлят прийти. Они будут умножаться в геометрической прогрессии при любом продвижении вперед в освоении и применении субстанциализма.
Конечно, всеобщее признание субстанциализма рано или поздно произойдет. Но для общества и каждого человека чрезвычайно важно, чтобы это произошло в кратчайшие сроки, чтобы надежность и эффективность жизни общества и каждого человека возросли не через десятилетия или столетия, а при жизни каждого человека нашего времени. Реально это возможно, если каждый исследователь, каждый человек, узнавший о субстанциализме, признает его своим теоретическим руководством и начнет его применять в решении своих научных и других важных проблем.
Огромная ответственность в оценке, признании и применении субстанциализма лежит на государстве, политиках, ученых, всех людях, считающих себя цивилизованными представителями человечества и признающих науку главной основой решения всех проблем общества. Никто из них не вправе допускать, чтобы вопросы научного мировоззрения и идеологии оставались без внимания, чтобы субстанциализм стихийно входил в жизнь общества, чтобы его не замечали хоть какое-то время, чтобы продолжала существовать ситуация, когда ни в одной стране мира нет официального признания всеобщего и его примата единственным основанием научного мировоззрения и на этой основе и в этом направлении не проводится никаких исследований с момента появления марксизма.
Их нравственный долг, долг перед собственным разумом, долг перед всем человечеством, перед мировой наукой и культурой в том, чтобы новое мировоззрение и идеология стали их собственной научной основой, основой всех их действий и решений, чтобы эта основа получила государственную поддержку и, опираясь на нее, проникла во все сферы внутренней и внешней жизни государства, вошла обязательной дисциплиной в программы всех учебных заведений, начиная с начальной школы, чтобы дальнейшая разработка и применение субстанциализма стали и остались навсегда главной научной темой среди всех научных исследований во всех странах, во всем мире, а все происходящее в этих исследованиях оказалось в центре внимания всей науки и стало подвергаться систематическому публичному обсуждению, доступному для всех людей на земле.
Разум никогда не должен забывать, что он может победить и стать основой жизни только в том случае, если он всегда будет выше и лучше организован, чем безумие, если он не будет предавать собственных научных оснований, если он обеспечит защиту научного мировоззрения и всех других научных достижений всеми добытыми с его помощью средствами.
5. СУБСТАНЦИАЛИЗМ - НАУЧНЫЙ ИТОГ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ЭКСПЕРИМЕНТА
Особо высокая ответственность в освоении, применении и защите субстанциализма лежит на общественном разуме России. Он стал инициатором внедрения марксизма в России, взяв впервые в истории человечества в качестве оснований социальной перестройки общества научные основания, добытые Марксом, лучше которых в научных достижениях человечества ничего не существовало и не появилось впоследствии вплоть до возникновения субстанциализма. Рассматривая события истории сквозь призму субстанциализма, можно уверенно утверждать: Социалистическая революция в России не была ошибкой. Она не была ошибкой даже в свете того, что все главные решения марксизма были неверными, за исключением признания примата законов природы, а революция подвергла Россию и все человеческое общество серьезным и тяжелым испытаниям.
Человечество не вправе, да и не в состоянии отказаться от научных достижений, если они направлены на решение насущных вопросов его жизни. Причем необходимость применения научных достижений не зависит от того, будет ли их применение связано с риском или будет нести только гарантированные блага. Другого пути для решения проблем жизни не существует. Поэтому совершение Социалистической революции было и останется навсегда примером величайшего достижения человечества в деле практической реализации научных достижений социальной мысли в перестройке общества. Также и организаторы ее подготовки и проведения во главе с В.И. Лениным навсегда останутся в числе самых прогрессивных научно мыслящих людей человечества.
Крушение социализма ничуть не умаляет этого вывода. Социалистическая революция в России не только потенциально, но и реально могла стать началом новой эры в истории построения человеческого общества - эры господства научного разума. Гарантом этого было, во-первых, признание Марксом исходного принципа научного мировоззрения - примата законов природы, попытка открыть всеобщие законы природы, желание разработать научное мировоззрение в виде диалектики как науки о связях и всеобщих законах природы и высокий уровень разработки всех важнейших вопросов устройства общества; во-вторых, высокий уровень владения Лениным научными методами решения сложнейших социальных задач, который подтверждается множеством его практических решений - создание политической партии, подготовка революции, ее совершение и защита, брестский мир, военный коммунизм, новая экономическая политика, признание марксизма не догмой, а руководством к действию, которое должно развиваться по всем направлениям, желание разработать диалектику и т.д.
Всех этих оснований было более чем достаточно для того, чтобы все главные ошибки марксизма были выявлены и устранены в ходе перестройки общества, а революция, в конечном счете, пошла бы не по пути ошибочных решений Маркса, а по пути объективных решений, обусловленных научным мировоззрением, избежав тем самым трагических последствий и тупика в развитии общества. Результаты исследования марксизма с помощью субстанциализма дают прекрасное подтверждение тому, что научная перестройка России могла завершиться положительно по всем вопросам общественного устройства.
К сожалению, научная перестройка России была прервана после смерти Ленина. У него не нашлось достойных преемников, способных продолжить переустройство России на объективных научных основаниях с помощью разработки научного мировоззрения, которое собирались создать Маркс, Энгельс, Ленин. Все без исключения его преемники отказались от научных оснований перестройки общества. Точнее говоря, они не отказались, а не имели ни малейших представлений о их существовании. Все они принципиально отличались от Ленина тем, что никогда в своей жизни не интересовались мировоззренческим опытом истории как научным основанием решения всех проблем общественного строительства. Все их познание в этом вопросе в лучшем случае сводилось к тому, что они кое-что прочитали из работ Маркса, чего было совершенно недостаточно, чтобы понять фундаментальные основания марксизма, научного мировоззрения, увидеть их как критерий научной истины и с их помощью вскрыть и устранить ошибки марксизма. Научное мировоззрение никогда не входило в основания их действий, а всегда было областью «ничто», которая никак не влияла на принимаемые ими решения. Они приняли решения марксизма как абсолютную истину и, следовательно, сделали все возможное и невозможное, чтобы объективные достижения марксизма остались неизвестными и не получили никакого развития, чтобы осталось без внимания важное следствие примата законов природы, обязывающее всех обращать внимание на возможность научных ошибок, необходимость их выявления и устранения.
Они превратили марксизм из открытой научной системы в догму, не подлежащую научному исследованию, критике и пересмотру в случае обнаружения ошибок. Они всячески поддерживали только тех «исследователей марксизма», кто вместо научного мировоззрения и идеологии в «поте лица» разрабатывал в качестве мировоззрения теорию ОМБ, а в качестве научной идеологии примат власти государства над человеком, обществом и природой, кто беспрекословно обосновывал их принцип - хочу, чтобы произошло то, чего захочу, - облекая его для убедительности в научные формы с помощью научного авторитета марксизма и всех его ошибочных решений, порок которых не был никому известен, и которые поэтому годились прекрасно для обоснования новых ошибок.
Не лучшей оказалась и позиция последних реформаторов, которая по существу опирается на тот же принцип, против которого, как им казалось, они выступили. Отказавшись от марксизма за его ошибки, которых они не в силах ни увидеть, ни понять, они упразднили все, ради чего началась социалистическая перестройка, развернув общество в противоположную сторону на реставрацию капитализма. В пылу протеста против марксизма они, между прочим, упразднили и СССР. При этом они не приложили ни малейших усилий на поиски объективного ответа в преодолении кризиса марксизма и социализма, на обоснование объективности своих действий.
Все произошло в полном соответствии с принципом, который они хотели упразднить и которым пользовались все их предшественники. В рамках этого принципа, отвергающего научное мировоззрение, их выбор был ограничен тем, что было уже известно обществу: или социализм, или капитализм, или любая другая общественная формация. Логика выбора была также проста, она определялась пристрастием к каким-либо внешним эффектам. Например, социализм хиреет а капитализм процветает. Значит долой социализм, да здравствует капитализм.
Выбор капитализма предопределил все остальные действия. Для реставрации капитализма в коммунистической стране нужно было устранить сопротивление руководства СССР. Лучший способ для этого, по их мнению, состоял в упразднении СССР путем реализации права республик на независимость, записанного в конституции. Этот же способ хорошо подходил и для упрощения процесса реставрации капитализма - проведения его в отдельной республике, а не в масштабах Союза.
Но конституционного права могло оказаться недостаточным, поэтому решили укрепить это право подпорками идеи «перевернутой пирамиды»- идеи народной демократии и идеи недопустимости унитарного государства - государства, основанного на единой идеологии для всех его народов, республик, составных частей. На основе этих идей провели всенародный референдум о желании народа стать независимым государством. Получив его согласие, которое оказалось «волшебным образом» противоположным его же согласию жить в составе СССР, данном на предшествующем референдуме по вопросу сохранения СССР, объявили об упразднении СССР.
Все получилось, как в классическом примере антисубстанциализма. Вопрос о реставрации капитализма превратили в высшую субстанцию общества и ей подчинили все остальные вопросы общественного устройства: идеологию, демократию, независимость и т.д., вопреки действительной связи и субординации этих явлений, которая обусловлена законами природы. Конечно, внешне все происходило в обратном порядке: начали с народной демократии и отрицания унитаризма, а пришли к реставрации капитализма. Но суть от этого не изменяется, субстанциальные нарушения остаются, приобретая лишь другую форму.
Теперь мы знаем, что решение всех вопросов общественного устройства и развития должно было начинаться ни с реставрации капитализма, ни с народной демократии, ни с унитаризма, а с научного мировоззрения, путем последовательного решения с его помощью всех интересующих вопросов. Решения всех вопросов на этой основе приобретают совершенно другое содержание: реставрация капитализма не требовалась, а интерес к результатам своего труда возрождается на другой основе; основанием экономической идеологии общества является не желание и интересы государственной власти и не способ производства, а субстанция и источник стоимости, а власть обязана установить экономическую идеологию, соответствующую только этим основаниям и никаким другим; для изменения экономической идеологии общества нужно не упразднять государственную власть, стоящую на ее защите, а обосновывать несоответствие этой идеологии субстанции и источнику стоимости и поставить власть перед необходимостью устранения этого нарушения, а при ее отказе устранить нарушение добиться всеми средствами замены этой власти на другую, которая будет соблюдать субстанциальные условия сохранения жизни, не нарушая их, но ни в коем случае не упраздняя власть вообще; унитаризм не упраздняется, а подлежит замене на субстанциализм как более совершенную идеологию единого общественного устройства; независимость и суверенитет народов не означает права на упразднение стоящего над ними государства, а наоборот, означает необходимость укрепления единого государства и воссоздания его там, где его еще нет или где его упразднили, как единственно возможного средства защитить независимость и суверенитет в максимальном объеме, каким только он может быть по законам природы; народная демократия является не основой решения вопросов общества, а всего лишь одним из частных средств их решения, не имеющим и не дающим ни кому, ни малейшего права на нарушение субстанциальных правил сохранения жизни.
К сожалению, реформаторы не знали и не могли знать о существовании этих решений, поскольку они не знали и не хотели знать о существовании научного мировоззрения, а свой выбор опирали на человеческий практицизм, считая его вершиной человеческой мудрости, с которой ничто не может сравниться.
Сделанный ими выбор случайно мог стать единственно возможным способом выхода из кризиса социализма, если бы капитализм, независимость народов и народная демократия были объективными теоретическими идеалами общественной идеологии. Но, увы, чуда не произошло. Теоретический идеал общества оказался другим. Чудо состояло в субстанциализме.
С помощью субстанциализма они могли устранить сопротивление руководства СССР, не разрушая единого государства, а реформируя научные основания его построения и соответственно принципы построения государственной власти, мотивируя свои действия необходимостью устранения ошибок Маркса и перехода на объективные научные основания построения общества.
На этом пути они могли добиться простыми и безболезненными средствами отставки всех противников реформ и сохранить поддержку значительной части населения страны, искренне верившей в идеалы марксизма, поскольку всем стали бы понятны причины возрождения частной собственности и рыночных отношений, новое понимание эксплуатации и новый способ ее устранения, необходимость упразднения господства над государством коммунистической или какой-либо другой партии, необходимость установления новых прав каждого человека, каждого народа на независимость, свободу, суверенитет, собственность, которые не могут превышать прав, вытекающих из законов природы, и т.д.
На этом пути людям нужно расставаться не с идеями построения общества без эксплуатации, а только с очередным ошибочным пониманием этого общества, порожденным человеческим невежеством в вопросах мировоззрения. Поэтому, поняв причины своих ошибок, они могут стать не противниками реформ, а только активными их сторонниками, заинтересованными в их успехе, как в построении собственного благополучия. Что чрезвычайно важно, поскольку народ не должен приниматься за болвана, которым политики могут манипулировать по своему усмотрению. Народ должен стать активным участником реформ, понимающим их причины и необходимость, результаты, к которым они должны привести, свои права и средства контроля за правильным ходом реформ, имеющим законные и эффективные средства защиты всех своих прав, поддерживающим государственную власть, а не вступающим с ней в стихийную борьбу в защиту своих прав с помощью забастовок, голодовок, саботажа и нарушения общественного производства, создания политической, профсоюзной и общественной оппозиции.
На пути субстанциализма все общественные силы могут быть консолидированы для проведения реформ, а главная оппозиционная партия - партия коммунистов может стать главной сторонницей реформ. Принципиальных препятствий для этого нет. Ведь коммунистическая организация считает себя проводником научных принципов построения общества. Значит она должна признать ошибки марксизма, заменить его на субстанциализм и стать активным проводником его в жизнь общества. Либо она должна опровергнуть субстанциализм, но опять же с помощью примата всеобщего, а не с помощью теории ОМБ или самого марксизма, как это она всегда делала в прошлом (13; 14), ибо критерии истины содержатся во всеобщем, а не в частном, которым является и ОМБ и марксизм.
Точно так же и сторонники реставрации капитализма должны заменить свой выбор с капитализма на субстанциализм, ибо основой надежной консолидации общества может быть только объективная истина, а не какой-либо частный вариант решения проблемы общественного устройства, заменяющий одну ошибку на другую, способный дать лишь видимость решения.
Общество не вправе просто отбрасывать ошибочные решения и произвольно заменять их на новые. Оно обязано понять суть и причины ошибок и сделать выбор, исключающий появление новых ошибок.
К сожалению, этого не произошло. Лидеры реформ продемонстрировали полную некомпетентность в вопросах научного основания устройства общества, научного мировоззрения, научной идеологии, научных критериев принятия решения и проведения их в жизнь.
Тем не менее, их действия, основанные только на практическом основании, имеют оправдание. Действующий политик не может опираться на научное мировоззрение, которое нигде в мире не было сформулировано достаточно ясно с показом различных примеров его практического применения в решении сложных задач общества.
Пример Ленина не изменяет этого вывода. В истории человечества Ленин оказался единственным человеком, который совместил в себе и руководителя государства и ученого, освоившего достаточно глубоко объективные основания научного мировоззрения и научные критерии истины путем глубокого изучения истории человеческой мысли. Требовать от каждого политика такого совмещения было бы неверно. Оно желательно, но не обязательно, да и в принципе трудно осуществимо, о чем свидетельствует один единственный пример его реализации за долгую историю человечества.
Существование работ по субстанциализму также не является основанием для снятия оправдания выбранного пути реформ. Субстанциализм к моменту проведения реформ не имел работ по его практическому применению в решении проблем общества, поэтому он мог быть доступен только для ученых, занимавшихся профессиональным исследованием проблем мировоззрения и путей его практического применения для решения задач общества, которые не уступали бы по своим способностям Ленину. Таких людей среди руководителей государства не было. Их не нашлось и среди профессиональных ученых.
Причины этого обстоятельства были раскрыты выше. Они состояли в том, что, с одной стороны, преемники Ленина никогда не интересовались научным мировоззрением и всегда проводили примат власти государства над приматом мировоззрения, а, с другой стороны, профессиональные ученые в условиях жестокого нарушения примата мировоззрения со стороны государственной власти сами совершили непростительную для ученых ошибку, сознательно подменив главный предмет мировоззрения с всеобщего на ОМБ, чем принципиально заблокировали возможность разработки и освоения научного мировоззрения как ими самими, так и всем обществом, включая государственную власть.
С проведением данного исследования ситуация резко изменилась. Теперь субстанциализм располагает не только общими теоретическими средствами мировоззрения, но и практическим примером их применения к решению супертрудной и суперактуальной проблемы общества по разработке единой объективной теории стоимости, а также рядом примеров по решению не менее трудных и актуальных вопросов политического устройства общества в части источника и субстанции власти, суверенитета людей, народов и стран, интеграции человечества в единое государство.
С получением этих результатов не осталось никаких объективных оснований ни для реставрации капитализма, ни для реставрации марксизма, ни для сохранения капитализма и марксизма или других учений где-либо на земле в качестве мировоззрения и идеологии общественного устройства, ни для разрушения единого государства, ни для отказа от воссоединения народов, чтобы упразднить марксизм или чтобы добиться суверенитета и независимости каждым народом, или чтобы превратить многонациональное государство в мононациональное, или чтобы поставить один народ в своих правах выше другого, или чтобы один народ мог прийти к процветанию раньше другого. Все эти «объективные» основания предстали как следствие человеческого невежества и отсутствия научного мировоззрения. Все они лишились хоть какой-то возможности считать себя и быть для кого-то научными основаниями или хотя бы рациональными практическими основаниями для руководства в устройстве и развитии общества.
Теперь ни один политик не может оправдаться в несовершенстве или ошибочности своих решений тем, что он не имеет возможности в решении проблем общества опереться на научное мировоззрение из-за его отсутствия. Теперь он может не только опереться на мировоззрение, но и начать практически применять результаты решения всех проблем и вопросов, полученные в данном исследовании, а также продолжить на их основе решение всех остальных проблем общества, используя всю мощь и возможности государства.
Теперь каждый политик обязан понять, освоить и применять субстанциализм, не допуская его нарушений. Для этого ему не требуется быть ученым, ему необходимо пройти лишь курсы субстанциального образования и ликвидировать свою мировоззренческую безграмотность. Без освоения и соблюдения субстанциализма теперь никакой политик не вправе заниматься политикой и государственной деятельностью. Теперь сама политическая и государственная деятельность впервые получила объективные научные основания и перестала быть областью непредсказуемых действий, ведущих нередко к тяжелым и драматическим последствиям для людей, народов, стран и всего человечества. Теперь эта деятельность должна подчиняться требованиям субстанциализма, которые никто не вправе нарушать. Эра политического практицизма прошла, начинается эра профессионалов, эра политической науки, которая решает все вопросы общественного устройства так же, как всякая другая специальная наука: физика, математика, кибернетика и др., опираясь на объективные знания о природе, а не на изобретения «гениальных вождей народов».Политики, не желающие считаться с научным мировоззрением должны добровольно уйти в отставку. Сопротивление здесь бесполезно, поскольку проблемы общества невозможно решить без помощи научного мировоззрения. Сопротивление лишь продлит потрясения и страдания общества и закончится новыми проклятиями в адрес сторонников этого сопротивления, подобными проклятиям в адрес сторонников фашизма и ортодоксального коммунизма, оказавшихся ядовитыми плодами политического практицизма.
В своем отношении к субстанциализму каждый политик без лишних слов весьма убедительно покажет, какие действительные интересы и цели побуждали и побуждают его в проведении реформ и решении вопросов общества. В этом отношении окончательно решиться судьба и реформаторов и оправдания проведенных уже ими реформ, потрясших до основания все человеческое общество.
Выбор у всех политиков весьма ограничен. Признав субстанциализм новой научной основой устройства и развития общества, и бывшие коммунисты, и оставшиеся коммунисты, и новые политические организации придут к взаимопониманию и станут действовать в одном направлении, а общество приобретет мир, стабильность и возможность перейти от процессов разрушения к процессам созидания и подъема благосостояния.
Отказав субстанциализму в признании, все политические силы либо продолжат непримиримую политическую борьбу за власть, подвергая общество новым страданиям, потрясениям и опасности возникновения гражданской войны с переходом ее в последнюю для всех мировую войну, либо одна или несколько политических сил все же признают субстанциализм и, приобретя с его помощью поддержку всего общества, добьются своего прихода к власти и начнут на его основе строительство нового общества.
Ни у кого не должно быть никаких сомнений в том, что субстанциализм останется без внимания и не получит политическую поддержку общества. Ни один человек на земле, а тем более люди, представляющие науку, производство, организацию производства, власть, культуру, образование, медицину, охрану общества и т.д., не смирятся с существующим экономическим отношением в обществе, по которому полезность их труда определяется не в соответствии с новой субстанциальной теорией стоимости, а по законам ее игнорирования, в результате чего они не могут получить за свой труд даже минимум того, что предписывают эти антисубстанциальные законы.
Они будут добиваться реализации своего права на собственность, созданную их трудом, в полном объеме ее измерения. И эти усилия не будут прекращены пока победа не будет достигнута.
Поэтому лучшим решением для всех может быть только безусловное и скорейшее признание субстанциализма всем обществом без каких-либо исключений.
Подводя итоги, можно сказать, поражение марксизма в России не было вызвано его ошибками и отсутствием в нем ценных объективных достижений. Оно было порождено отказом от научного марксизма, от диалектики Маркса, от его действительно объективных достижений, от научных методов внедрения достижений науки.
Игнорирование научного знания не могло быть бесконечным. Золотые зерна истины, брошенные вместе с марксизмом как его неотъемлемая часть в человеческое общество, не могли не дать новые всходы, не принести нового понимания мировоззрения и социальной идеологии, раскрывающих причины неудач научной перестройки общества.
Золотые зерна истины проросли. Сначала они дали плоды в виде тектологии, кибернетики, теории систем, теории «черного ящика», теории существующего. В конечном счете, они родили и научный субстанциализм. Важно и то, что субстанциализм родился в СССР на просторах бывшей России, как признание ее особых заслуг в деле научной перестройки общества, как признание того, что огромные жертвы, принесенные в ходе социалистического эксперимента, не были напрасными, а завершились, в конечном счете, новым объективным пониманием человеческой истории, позволяющим всему миру впредь не допускать роковых ошибок, а ей в кратчайшие сроки и с величайшей пользой для страны выйти из своей трагической истории на столбовую дорогу жизни и процветания и собрать, наконец, в результате научной перестройки не плоды разрушения, а плоды процветания, о которых она мечтала, совершая Социалистическую революцию.
Общественному разуму России незачем каяться капитализму, как оплоту цивилизации, в совершении Социалистической революции. Капитализм столь же мало понимает в основаниях цивилизации, как и социализм, который пытался его заменить. Ему незачем бежать с покаянием к попам, демонстрируя отвратительное зрелище раскаявшегося научного атеиста, раскаявшегося в том, что он верил в науку, а не в религию, раскаявшегося в тот момент, когда сам Папа Римский признал превосходство науки над религией, признав, спустя несколько столетий, истину Галилея. Каяться ему можно лишь в собственном невежестве, которое позволило прервать процесс научной перестройки России после смерти Ленина и привело ее к тяжелым последствиям, которое позволило ему усомниться в способностях разума познать истину и в возможности использовать ее себе во благо.
Но главное состоит не в покаянии, снимающим старые грехи и позволяющим совершать новые. Главное состоит в возврате общественного разума России и любой другой страны на научные основания путем безусловного признания примата законов природы над человечеством и его научной картины, открытой в субстанциализме.
Россия должна первой признать субстанциализм научным итогом социалистического эксперимента и начать его применять практически, исправляя все допущенные ошибки. Она должна первой назвать субстанциализм новой научной основой своего устройства и развития и, используя его, стать из оплота разрушения СССР главным центром интеграции всех бывших республик в новое единое государство, в котором будут, безусловно, соблюдены все высшие права всех субъектов общества на независимость, суверенитет, свободу, демократию, собственность и т.д.
Россия не имеет права завершить свою социалистическую историю социальной катастрофой и реставрацией капитализма или марксизма. У нее имеется только одно право - завершить свою социалистическую историю не победой ошибок, невежества и безумия, а победой научного разума и переходом к новому типу общественного устройства и развития Субстанциализм, являющемуся научным идеалом общества, который не дано никому превзойти и который является воплощением того идеала общества, который может быть и к которому должны стремиться все люди, исходя из признания над собой власти природы, а не подчинения его научным ошибкам, своим фантастическим мечтаниям или дурману невежества.
В этом ее высший научный и нравственный долг перед жертвами и участниками строительства социализма, перед всеми ее народами, перед всей ее будущей историей, перед всей человеческой цивилизацией. В этом ее единственная возможность с честью выйти из труднейшей ситуации, успешно и навсегда завершить перестройку общества, а не плестись в хвосте истории, становясь постоянно жертвой случайных событий, порожденных невежеством.
В этом признании особое место принадлежит российской науке. Ей нужно радикально изменить свое отношение к научному мировоззрению, признать его фундаментальное значение для всей науки и стать лидером проведения его в жизнь общества.
Не ожидая решения всего общественного сознания и государственной власти, объявить субстанциализм единственно возможным научным мировоззрением, а затем добиться законодательного признания субстанциализма и всех его результатов научной основой общественного устройства России, проведения изменения законодательства по всем рассмотренным вопросам и в первую очередь по изменению прав собственности всех участников общественного производства в соответствии с требованиями субстанциальной теории стоимости.
Наука России оказалась в труднейшем экономическом положении, но для выхода из него нет необходимости ждать, когда государственная власть и общественное сознание поймут действительное значение науки для жизни общества и улучшат ее положение. Спасение утопающих - дело рук самих утопающих. Для выхода из критического состояния имеется единственный кратчайший и самый эффективный путь - путь субстанциализма.
Добившись признания субстанциализма, наука решит все проблемы общества, включая и свои. Она навсегда освободит общество от всех его опасных проблем: экономических, политических, национальных и др. Навсегда исчезнут из практики понятия: невыплата зарплаты и пенсии, забастовка, голодовка, безработица, сокрытие доходов от налогов, невозможность получения каждым человеком эффективной медицинской помощи, эффективного образования и совершенного жилья, межнациональные конфликты и войны, самоизоляция народов в мононациональные общества и др.
Совершение такого шага является прямым профессиональным долгом науки России, который она не может переложить ни на плечи государства, ни на плечи политиков, ни на плечи общества. Ибо наука является главным ответственным лицом в обществе за его научное устройство и развитие, и свою обязанность и ответственность она не может переложить ни на кого другого, ни при каких условиях своего существования. Она должна быть автором научных критериев истины, научного устройства и развития общества, а государство, политики и общество должны быть организаторами и участниками внедрения научных проектов, получивших законодательное признание. С рождением субстанциализма такое отношение должно стать нормой жизни общества. Примером такой нормы является отношение государства и общества с таблицей умножения. С рождением таблицы умножения и ее признания она стала обязательной для всех.
Она не имеет права, подобно шахтерам, рабочим и другим слоям населения, далеким от научного знания, устраивать шествия с лозунгами и требованиями дать ей зарплату и средства для продолжения научных исследований. Она должна разобраться в причинах бед своих и общества, найти научное решение проблем, внести их правительству для рассмотрения и обязать его всеми средствами принять и выполнить эти решения. За науку никто не решит научных проблем и проблем общества, которые все являются в первую очередь научными проблемами и только потом проблемами практической жизни.
С рождением субстанциализма первая часть работы в своем главном содержании выполнена, и науке не нужно терять время на проведение трудных и долгих исследований и получение необходимых решений. Ей остается только понять субстанциализм, признать его самой и добиться его признания в обществе.
Совершение такого шага является ее прямым профессиональным долгом и потому, что она сама должна исправить собственную ошибку, в результате которой место научного мировоззрения оказалось сознательно занято лжемировоззрением - теорией ОМБ, а социалистический эксперимент закончился социальной катастрофой. Она должна сама заявить, что всякое отрицание всеобщего, примата всеобщего и необходимости познания их в самой природе, а не через идею бога является лжемировоззрением, практическое применение которого ведет общество в тупик, к разрушению и гибели. Она должна заявить, что никакое лжемировоззрение не имеет права не только участвовать в решении проблем общества, но и официально существовать, что она допускает официальное существование некоторых из них, имеющих массовый характер и не связанных с экстремизмом, только как компромисс, пока субстанциальное образование не станет обязательным для всего человечества, а его практическое применение не станет доступным, как таблица умножения.
Наука России не имеет права выполнить свой долг после кого-то: второй или последней. Отказавшись выполнить первой свой профессиональный долг, она предаст и себя, и все общество и будет достойна позора и презрения, которые никогда и никакими достижениями в будущем не сможет снять. Уже первое предательство научного мировоззрения и общества, совершенное путем сознательного нарушения примата всеобщего с помощью примата ОМБ, является несмываемым позором. Отказ исправить свою ошибку и признать субстанциализм станет вторым предательством, которое навсегда пригвоздит весь ее действующий сегодня научный состав к позорному столбу истории человечества, на котором собраны все сознательные черные деяния против жизни общества, совершенные как отдельными людьми, так и различными их объединениями.
Персонально этот долг и ответственность лежат на всей науке России и, в первую очередь, на ее Академии Наук, Президиуме Академии Наук, Президенте Академии Наук.
Отнесение этого долга и ответственности на всю науку не является преувеличением. Хотя непосредственное предательство научного мировоззрения совершила теория ОМБ, вся наука оказалась причастной к нему. Изгоняя теорию ОМБ из своих областей знания за мировоззренческую несостоятельность, физика, биология, генетика и все другие специальные области знания, пострадавшие от нее или бывшие только свидетелями ее «мировоззренческой» деятельности, не имели права ограничиваться этим шагом. Они должны были завершить ее изгнание из всей науки, из всей жизни общества и потребовать от подразделений науки, ответственных за разработку научного мировоззрения, разработать, наконец, это мировоззрение, сделать то, что хотели сделать Маркс, Энгельс, Ленин. Они не имели права забыть или не понимать, что научное мировоззрение является основой познания любых явлений природы, решения любых проблем общества, что оно является основой цивилизации, которую недопустимо превращать в свадебного генерала, либо в гуманитарную дисциплину.
Это попустительство привело к тому, что вред, причиненный теорией ОМБ отдельным дисциплинам науки, перерос во вред всему обществу, не позволил своевременно вскрыть и устранить ошибки Маркса, привел Россию к социальной катастрофе и продолжает в ней свое разрушительное действие.
Практически масштабы порока от деятельности теории ОМБ и попустительства ей охватили все человечество и могли завершиться не катастрофой в России, а уничтожением всей человеческой цивилизации.
Противостояние социализма и капитализма не могло быть бесконечным и должно было когда-то закончиться либо научным способом разрешения проблемы, либо саморазрушением одной из идеологий, либо гибелью их обеих и всей человеческой цивилизации в результате силового решения проблемы или в результате продолжения гонки вооружений и случайного приведения их в действие.
Первый путь был заблокирован теорией ОМБ. Второй путь был заблокирован каждой из идеологий. Открытым оставался третий путь - путь самоуничтожения.
Лишь чистая случайность привела к ослаблению идеологии социализма и затем к ее практическому разрушению. Социальная катастрофа в России, можно сказать, спасла мир от всеобщей катастрофы. Однако, было бы ошибкой думать, что это спасение совершилось навсегда.
Социалистическая идеология осталась в Китае, да и в самой России реставрация капитализма никак не может считать себя победившей окончательно, из-за множества допущенных в ней серьезных ошибок, дающих идеологии социализма реальную надежду на возможность восстановления. Идеологическое противостояние социализма и капитализма не исчезло, а изменило лишь географию размещения полюсов идеологии, дав человечеству отсрочку катастрофы и надежду на новую случайность, которая приведет к самоупразднению одной из идеологий.
Не дает человечеству гарантий безопасности и полное устранение идеологического противостояния путем установления во всем человеческом обществе единой идеологии социализма или капитализма, ибо любая из этих идеологий, как мы теперь знаем, далека от идеала общественного устройства, содержит грубые нарушения субстанциализма по важнейшим вопросам сохранения жизни, а значит и источник новых социальных потрясений, которые неизбежно произойдут. Причем они могут произойти как на основе старых идеологий, так и на основе новых идеологий, которых еще нет, но которые опять могут содержать субстанциальные ошибки и нести новый источник угроз человечеству.
Кроме того, в мире появились новые процессы, угрожающие человечеству самоуничтожением.
Во-первых, стремление наций выделиться в независимое государство.
Во-вторых, стремление всех государств создать или приобрести совершенную военную технику, включая оружие массового поражения.
В третьих, стремление религиозных мировоззрений навязать человечеству свое понимание общественного устройства и развития.
В-четвертых, экологические катастрофы, порожденные деятельностью человека.
Перечень этот может расширяться, но уже перечисленных процессов более чем достаточно, чтобы один из них или какая-то их совокупность стали началом конца цивилизации, особенно в условиях, когда у человечества лучшим средством преодоления опасных проблем все еще остается только надежда на счастливую случайность
Из сказанного выше должно быть ясно, что все эти перечисленные процессы и те, которые могут к ним добавиться, являются всего лишь конечными причинами, которые могут угрожать жизни цивилизации. Первичной же причиной их возникновения является господство лжемировоззрения, которое побуждает людей действовать без учета власти природы, ее законов, которое не знает само и не может дать людям знаний о критериях истины, о путях объективного решения проблем жизни, которое своими заблуждениями и претензиями на место мировоззрения блокирует от людей научное мировоззрение.
Поэтому теория ОМБ, как и всякое другое лжемировоззрение, может отнести на свой счет не только социальную катастрофу в России, но и существование и постоянное расширение количества процессов, которые угрожают жизни цивилизации. Более того, она может считать, что среди всех лжемировоззрений, всех источников зла ей принадлежит высшее место, поскольку она единственная в мире после Маркса, Энгельса, Ленина понимала недопустимость нарушения примата всеобщего как основы научного мировоззрения, как фундаментального положения мировоззрения Маркса и всего предшествующего марксизму опыта научной мысли, но все же пошла на его нарушение, сознательно поставив ОМБ выше всеобщего и став потом блокировать все попытки исследования всеобщего. Причем сделала она это не по принуждению, а совершенно добровольно, чтобы скрыть допущенную ранее ошибку, состоящую в признании основным вопросом философии - вопроса об ОМБ. Ее никто не принуждал к этому, наоборот, она сама была научным вдохновителем и участником преследования и травли всех ученых за верность научной истине.
Она не сделала ни единого шага, чтобы исправить свою ошибку ни в годы ее изгнания из физики, биологии и других наук, когда ее впервые уличили в мировоззренческой некомпетентности; ни в годы, когда она сама поняла свою ошибку; ни в годы ее противостояния с теорией систем, когда ей вторично показали, что она не является мировоззрением; ни в годы перестройки 1985 г., когда ей в работах по субстанциализму предъявили целый перечень нарушений фундаментальных положений научного мировоззрения; ни после социальной катастрофы СССР, которую предсказал субстанциализм и которую он предлагал предупредить путем признания его новой научной основой устройства и развития общества.
Она не имела никаких оснований для игнорирования примата всеобщего, у нее не было таких оснований даже в связи с противостоянием идеологий социализма и капитализма. Если в капитализме примат всеобщего остался без внимания в связи с отрицанием всего, что признавал Маркс, то для теории ОМБ такой необходимости не существовало. Наоборот, ее первым долгом было разработать примат всеобщего в виде диалектики, чтобы выполнить главный пункт научного завещания Маркса, Энгельса, Ленина. Выполнив это завещание, она получила бы возможность преодолеть все ошибки Маркса и закончить противостояние социализма и капитализма научным решением проблемы без второй мировой войны, без гонки ядерных вооружений, без угрозы жизни всей цивилизации, без разрушения СССР. И для решения этой проблемы ей не требовалось много десятилетий, она могла решить эту проблему многократно в течение 5 лет. Ведь в ее рядах работали сотни тысяч специалистов.
Увы! Она так и не сделала в этом направлении ни одного шага. Диалектика, как наука о связях не была ею создана ни в каком виде, даже в самом примитивном варианте. А честь создания первого научного варианта диалектики досталась не социализму, а капитализму. В нем родился этот вариант, в виде теории систем, и вопреки отрицанию капитализмом всего Маркса. Потребности жизни капиталистического общества вынудили его родить теорию систем и даже признать Маркса одним из научных источников ее создания. В этом факте, кстати, еще одно доказательство, что предпринимательский капитализм более совершенный тип общества, чем государственный капитализм, которым оказался марксистский социализм. В нем было возможно опубликовать теорию систем, признав при этом правоту Маркса в понимании мировоззрения. В социализме публикация таких работ была запрещена монополией теории ОМБ, без положительной рецензии которой публикация была невозможна. Хорошим примером является история субстанциализма. Ни одна его работа не была опубликована. Научное мировоззрение не могло получить положительной рецензии у лжемировоззрения. Оно не могло получить даже отрицательной рецензии, ибо даже такая рецензия становится автоматически дополнительным аргументом против теории ОМБ. Она поняла это после первых отрицательных рецензий на первые работы по субстанциализму. Сам «Субстанциализм» (2) она, в лице Института философии АН РФ, уже оставила без ответа, хотя обязана была дать по нему хоть какой-то ответ и в соответствии с законами России, и в соответствии с обязанностями научных организаций по экспертизе поступающих к ним научных работ, и согласно указанию АН РФ, которым ей поручалось подготовить ответ.
Она по-прежнему считает себя стоящей над всем обществом и всей наукой и, видимо, с нетерпением ждет, когда ортодоксальный коммунизм вновь придет к власти и возродит ее былое могущество и право творить зло против науки, разума и жизни.
Теорию ОМБ ничто не поколебало: ни потребности жизни, ни репрессии против народа СССР, ни экономический и политический кризис социализма, ни угроза распада СССР, ни распад СССР, ни угроза существованию всей цивилизации, ни многократные призывы субстанциализма предупредить эти опасные процессы, устранить научную ошибку в понимании главного предмета мировоззрения, признать и начать применять субстанциализм в качестве научного основания цивилизации, продолжать его дальнейшую разработку и разработку с его помощью всех актуальных проблем жизни.
Теория ОМБ остается, глуха и слепа, для нее не существует ценностей ни в науке, ни в практической жизни человечества. Она остается способной только продолжать блокаду субстанциализма и всех решений актуальных вопросов жизни человечества.
И не удивительно. Из всех лжемировоззрений она является самой опасной его формой. Для всех других лжемировоззрений источником их происхождения и существования является невежество. Ее же источником является сознательное предательство. Призывая общество руководствоваться в решении всех проблем научным мировоззрением и понимая, что главным предметом мировоззрения является всеобщее и его примат, она делает все, чтобы научным мировоззрением никто не овладел, чтобы всеобщее не стало критерием истины всех действий людей, она сознательно превращает весь исторический опыт познания всеобщего и признания его научной основой цивилизации в преломление его сквозь призму ОМБ, после которого всеобщее утрачивает способность быть научным мировоззрением и всеобщим критерием истины. Оно вообще перестает существовать как какая-то полезная часть знания, не говоря о том, чтобы быть фундаментом мировоззрения и всего научного знания.
Она сознательно выступает против всех попыток познания всеобщего и применения его в качестве научного мировоззрения. А там, где она не может открыто противостоять против нового опыта разработки всеобщего, как в субстанциализме, поскольку он уже непосредственно раскрывает ее как лжемировоззрение и не оставляет ей никаких шансов даже на видимость успеха, она выбирает путь блокады и замалчивания наличия этого опыта. Она никому не дает узнать, что проблема разработки научного мировоззрения решена и это мировоззрение имеет прекрасные научные средства, чтобы успешно и эффективно решать любые научные и практические проблемы человечества.
Ей это нужно, чтобы скрыть свою абсолютную научную бесполезность и опасность, чтобы скрыть свое предательство и его длительное существование в образе научного мировоззрения и борца за научную истину и интересы человечества.
Корыстные интересы лидеров теории ОМБ оказались им дороже научной истины, судьбы научной перестройки общества, судьбы социализма, судьбы России и всего человечества.
Никто не остановил теорию ОМБ, да и некому было остановить. Никто не понимал достаточно глубоко значение научного мировоззрения, чтобы обнажить чудовищную опасность теории ОМБ и ее зарубежных аналогов. Не понимали и продолжают не понимать это и многие представители этих лжемировоззрений, да и вся наука, не говоря уже о государстве, политиках, обществе, поскольку они позволили ей господствовать - раньше единолично, а теперь в рамках плюрализма мировоззрений.
Робкая попытка автора теории систем Л. Берталанфи противопоставить ей свою теорию была обречена. Она не опиралась на понимание роли всеобщего, а представляла всего лишь попытку представителя специальной науки решить фундаментальные вопросы мировоззрения, без решения которых стало невозможным решение проблем специальной науки.
Первым, кто встал на пути теории ОМБ, да и всех других лжемировоззрений, оказался субстанциализм.
И это не удивительно. Только научное мировоззрение в состоянии увидеть и раскрыть опасность лжемировоззрений и найти научные средства их устранения. И эти средства должны быть приняты всей наукой. Отказ в признании субстанциализма будет означать для всех, кто окажется на этой позиции, солидарность их с теорией ОМБ, с тем злом, что она уже причинила и продолжает причинять России и человечеству. Он будет уже не попустительством предательству, а сознательным предательством и науки и человечества, совершенном в сговоре с теорией ОМБ.
Если наука России не выполнит свой долг, решение о судьбе субстанциализма и пути развития России примет само общество: политики, народ, простые люди, которые, как показывает жизнь, например, при выборе капитализма вместо марксизма, не утратили честности, принципиальности, смелости и приобретенной в практической жизни способности решать проблемы, а не перекладывать их на других, отсиживаясь трусливо в своих окопах. Но тогда науке придется ждать, когда ее бедственное положение заметят и сочтут необходимым помочь ей. Это может произойти не скоро, а может и не произойти, ведь люди, опирающиеся только на практический опыт, могут совершать и множество ошибок, а среди них могут быть и ошибки, которые могут стоить человечеству жизни. Тогда науке придется винить в своем бедственном положении или в исчезновении только саму себя.
Рассматривая вопрос о пути развития России, нельзя не сказать несколько слов и в защиту К. Маркса и В.И. Ленина. Совершенно недопустимы какие-то обвинения их в трагических последствиях внедрения марксизма.
Обвинять Маркса хоть в чем-то, это все равно, что обвинять человека, который взвалил на себя непосильную ношу и вместо миллионов и миллиардов людей планеты взялся практически в одиночку решать самую трудную из всех возможных научную проблему, проблему устройства общества, существующих в нем экономических и властных отношений, научного мировоззрения, который не успел сделать последнего шага, чтобы подняться на вершину субстанциализма, с которой открывается панорама всей природы, всех ее явлений в виде понятий, принципов, законов, определяющих их всеобщее устройство и существование, и в итоге допустил ряд серьезных ошибок, не достиг желанной истины, не сделал за все человечество то, что оно должно было сделать общими силами.
Обвинять Ленина хоть в чем-то, это все равно, что обвинять человека, который взялся за труднейшую задачу научной перестройки общества, но из-за преждевременной смерти не успел довести ее до научного логического завершения и получения всех ожидаемых от перестройки положительных результатов, который способен был обнаруживать и устранять ошибки Маркса, но не мог обеспечить продолжение этого процесса после своей смерти, хотя при жизни старался сделать все, чтобы перестройка общества не ушла с научных оснований.
Обвинять Маркса и Ленина могут только цивилизованные дикари, которые в оппозиции ко всякому разуму и отличаются от первобытных людей только в том, что научились человеческой речи, оделись в человеческие одежды, живут в домах, пользуются другими благами цивилизации, но ничего не понимают и не хотят понимать в том, как и благодаря кому появилась цивилизация, как ее улучшить и сохранить. Они за плоды цивилизации, но без цивилизации, без тех, кто ее создает, поддерживает, развивает, защищает.
Все научное наследие Маркса, несмотря на его утопические ошибки, является величайшим образцом теоретического исследования, которому может поклоняться с благодарностью каждый человек, занявшийся наукой. Главное научное наследие Маркса, оставшееся неизвестным для изучавших его сотен тысяч специалистов, стало одним из главных источников создания научного мировоззрения и идеологии субстанциализм. Это главное, как уже говорилось, состояло в безусловном признании власти природы над властью человека, в попытках найти всеобщие законы природы, построить диалектику в виде науки о связях и всеобщих законах, в попытках сознательного проведения субстанциальной субординации понятий.
Маркс заложил основы, которые позволили затем, после преодоления ряда новых ступеней познания, появиться, наконец, субстанциализму, дальше которого никакого более общего и более совершенного мировоззрения и идеологии нет и быть не может.
Если бы преемники и противники марксизма не оставили без внимания его главное объективное достижение, дальнейший процесс его развития не шел бы стихийно, более ста лет и с тяжелыми последствиями. Он мог бы завершиться созданием субстанциализма уже в начале ХХ века и исключить все возникшие в нем катастрофы. Но, увы, все силы были брошены на борьбу двух социальных идеологий, а мировоззрение осталось без внимания общества. Хуже того, было извращено и подчинено идеологической конъюнктуре, хотя только оно и могло разрешить спор двух идеологий.
Благодаря субстанциализму, а значит и благодаря Марксу и всем, кто после него продолжил исследования на основе признания примата всеобщего над всеми явлениями природы, появилось и мировоззрение и соответствующая ему идеология, которые навсегда станут научными основаниями цивилизации. Благодаря субстанциализму сегодня известны решения вопросов о мировоззрении, идеологии и теории стоимости, над которыми ломали и продолжают ломать безуспешно головы сотни тысяч исследователей во всем мире, топчась на месте, не в силах оторваться от ошибочных взглядов, из-за своего неумения или нежелания встать на единственно возможную и надежную научную основу, состоящую в безусловном признании примата всеобщего над всеми явлениями природы и завершившуюся в создании субстанциализма.
Благодаря субстанциализму упразднено, наконец, теоретическое противостояние идеологий марксизма и капитализма и сами эти идеологии, как ошибочные, а их мировоззренческие основания очищены от заблуждений и поставлены каждое на то место, которое они могут занимать согласно примату всеобщего.
6. СУБСТАНЦИАЛИЗМ - ВЫСШЕЕ НАУЧНОЕ ДОСТИЖЕНИЕ ХХ ВЕКА И ВСЕЙ ИСТОРИИ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Человечество приближается к ХХI веку, а перед финишем уходящего века произошла гигантская социальная катастрофа, разрушившая гигантскую общественную систему, научной опорой которой было научное мировоззрение и идеология социализма, разработанные К. Марксом. Следовательно, человечество должно подвести главные итоги ХХ века и вступить в следующий век и с новым мировоззрением и с новой идеологией общественного устройства и развития.
Теперь мы знаем - марксизм оказался величайшей ошибкой величайшего ученого, а новым мировоззрением и идеологией всего человечества, с которыми оно может и должно вступить в новый век, могут и должны стать только субстанциализм, поскольку только он подвел необходимые итоги, раскрыл ошибки предшествующей истории человечества в мировоззрении и идеологии общества, причины крушения марксистской социалистической системы и дал принципиально новые научные решения всех главных вопросов мировоззрения и идеологии.
Других научных претендентов нет и быть не может, пока они не решат лучше тех вопросов, которые решил субстанциализм, и решат их опять же только на той основе, на которой решил их субстанциализм, - на основе всеобщего и примата всеобщего над всеми явлениями природы.
С рождением научного субстанциализма незачем ломиться в давно открытую дверь тайн природы в поисках ответов на насущные вопросы жизни.
Мировоззрением и идеологией человеческого общества является и может быть только субстанциализм и ничто больше. Ни мировоззрение «проб и ошибок», ни марксизм, ни капитализм, ни какое-либо религиозное учение или любое другое учение не вправе претендовать на место мировоззрения и идеологии человечества. Незачем тратить усилия на возврат к ним, на их сохранение как оснований жизни, на их исследование и усовершенствование, с целью получения ответов на актуальные вопросы жизни. В них нет этих ответов, и они не могут быть получены путем их усовершенствования. Без помощи субстанциализма вообще не может быть объективно решен ни один вопрос о значении того или иного результата предшествующего опыта познания: признания его как объективного достижения, упразднения как ошибки, необходимости усовершенствования как результата, недостаточно точно решенного вопроса. Например, всеобщие законы природы не могли быть открыты раньше, чем было открыто объективное понятие всеобщей субстанции и проведено ее исследование на предмет закономерностей, которыми она обладает, которые и стали всеобщими законами, поскольку все, чем обладает всеобщая субстанция, распространяется на все явления природы без исключения. Другого способа открытия и доказательства всеобщности законов природы не существует.
Другим примером является теория стоимости. Как уже говорилось, ее собственные теоретические средства были недостаточны для решения ее проблем. В них не было объективного ответа на вопрос, что является субстанцией стоимости? А ответ этот не мог быть получен раньше, чем был получен ответ на вопрос, что является субстанцией явления вообще и как она должна участвовать в раскрытии всей сущности явления? То есть ответ на эти вопросы не мог быть получен раньше, чем родился субстанциализм.
Все имеющиеся теории мировоззрения и идеологии общества представляют интерес только для истории, только как ступени познания и вспомогательный материал для разработки субстанциальных теорий мировоззрения и идеологии, только для лучшего и практического понимания того, что ждет людей и все общество, игнорирующих из-за недостатка знаний или сознательно субстанциальные условия сохранения жизни и процветания.
С открытием субстанциализма не осталось никаких оснований для возврата к основаниям прошлого при выборе нового пути развития или сохранения этих оснований в тех странах, где вопрос о дальнейшем пути развития еще не поставлен остро. Любое сохранение старых оснований или изобретение новых оснований, не признающих субстанциализм, было бы новой величайшей ошибкой и насмешкой над всеми жертвами социального невежества и экспериментов, унесшими многие миллионы жизней, особенно в ХХ веке под знаменами капитализма, фашизма и социализма. Оно было бы позором для всего человечества, для всей цивилизации и несовместимым с понятием «человек-существо мыслящее». Причем позор этот будет распространяться не на ошибки прошлого, как бы тяжелы ни были их последствия, потому что они были обусловлены невежеством человечества, незнанием объективных законов устройства и развития общества, а на современные ошибочные действия общества, которые будут уже совершаться сознательно с игнорирование субстанциализма, открывшего правила природы, которые общество должно, безусловно, соблюдать, во имя сохранения жизни и процветания, во всех своих решениях и действиях.
Если человечество собирается сохранить себя, а не погибнуть под обломками собственного безумия, оно должно двигаться не назад, а вперед и опираться в своей жизни только на научное мировоззрение, а не на отжившие свой век ошибочные и опасные идеи, от каких бы великих людей они не исходили, и конечно не на поиск каких-то новых фантастических идей, претендующих стать над властью природы.
Единственным источником всех бед человечества, всех совершенных против него преступлений за всю его историю, является только одно - лжемировоззрение. Других источников не существует.
Поэтому человечество может быть спокойным за свое будущее только в том случае, если все лжемировоззрения будут изгнаны из сознания людей на свалку истории, а субстанциализм станет для всех людей единственным мировоззрением, достойным признания. Если субстанциальное образование станет для всего человечества всеобщим и обязательным, а уровень его освоения станет равным освоению таблицы умножения. Если никому не будет дано право безнаказанно нарушать субстанциализм и тем самым совершать преступления против людей и общества.
Осваивая всемирное тяготение, арифметику и другие области знания, человечество поднимается в них с четверенек и начинает уверенно и с успехом решать множество задач, но, чтобы эти возможности распространились на любые явления, на общество, на всю природу, человечеству необходимо освоить научное мировоззрение, не впадая в шок, депрессию или панику от совершенных ошибок, а устраняя их, отыскивая их причины и совершенствуя при необходимости само мировоззрение.
Наконец, ему нужно освоить навсегда, что все без исключения решения и действия людей, а не только вставание с четверенек, должны подчиняться определенным правилам, чтобы не подвергать себя опасным воздействиям, ушибам, травмам, катастрофам, - правилам, в основе которых лежат всеобщее, его примат, всеобщие законы природы, что все социальные законы и другие правила социального общежития - это всего лишь правила, которые должны подчиняться всеобщим правилам природы и пересматриваться по мере открытия последних в сторону их безусловного соблюдения.
В условиях существования, постоянного совершенствования и практической возможности распространения оружия массового уничтожения людей, все должны также понять, что если человечество сознательно не подчинится власти природы и не создаст на основе субстанциализма, во имя сохранения своей жизни и благополучия, единой государственной власти на всей земле, оно подчинится власти хаоса и произвола, вершиной которой станет его полное самоистребление.
Все должны понять, что создание или приобретение средств массового поражения каждой новой страной или даже простое создание каждым отдельным народом нового независимого государства не имеет никаких объективных оснований для радости и ликования их народов. Эти положительные эмоции являются следствием непонимания ни этими народами, ни их политической элитой, что каждый такой шаг не обеспечивает им ни независимость, ни безопасность, ни процветание, а наоборот, ограничивает и независимость, и безопасность, и процветание и этих народов и всего человечества и приближает всех к роковой черте, когда самый ничтожный конфликт или даже чистая случайность внезапно, в считанные минуты приведет к самоуничтожению всей человеческой цивилизации.
Радость и ликование по этим вопросам у каждого народа могут иметь объективные основания только в том случае, если им удастся усовершенствовать государственную власть, подчинить ее требованиям субстанциализма и сделать ее единой для всех народов, всех людей, обеспечив всем высшую безопасность, независимость, свободу, собственность, эффективность общественного производства, процветание.
Судьба человечества в его собственных руках, а распорядиться ею в своих интересах оно может только с помощью субстанциализма.
Единственным научным мировоззрением сегодня и всегда в будущем может быть только научный субстанциализм. Он является единственным мировоззрением, которое знает, как и почему оно выполняет свою мировоззренческую функцию в познании любых явлений природы и решении любых проблем общества, и которое не нуждается ни в каких посредниках для объяснения и реализации своей функции. Он является открытой всеобщей научной картиной мира, доступной для научной критики и развития по любым вопросам ее содержания и применения, вплоть до полного упразднения и субстанциализма и всех полученных с его помощью результатов, если кому-то удастся доказать, что он ошибочен, а власть природы не обладает приматом над всеми явлениями природы и обществом.
Субстанциализм является высшим научным достижением ХХ века и всей предшествующей, да и всей будущей истории человечества.
Это подтверждается не только тем, что субстанциализм решил самые трудные и древние научные проблемы, но и тем, что эти решения открывают необъятные возможности в решении любых других проблем человечества, в открытии любых тайн природы.
Он открыл возможность не возвращаться назад к ошибкам прошлого, не топтаться на месте, а двинуться вперед с ясным пониманием всех целей человечества и всех научных средств их достижения, двинуться вперед уже в нынешнем столетии и тысячелетии, не ожидая наступления следующих, добиваясь значительных успехов во всех направлениях деятельности, многократно превышающих все те результаты, которые имеет сегодня каждый из участников общественного производства, каждый человек.
Эту дорогу может осилить и приобрести уважение современников и потомков только тот, кто безусловно признает субстанциализм научной основой своей деятельности.
Человеческий разум выполнил свой долг перед человеческим обществом и дал ему в конце века новое научное мировоззрение и идеологию социального устройства субстанциализм. Теперь очередь за обществом, оно должно исполнить свой долг перед разумом - освоить субстанциализм и применить его себе во благо.
Субстанциализм открывает человечеству возможность начать с ХХI века новую эру - эру разума, о которой мечтали лучшие представители народов всего мира. Если оно выполнит свой долг перед разумом, то оно вправе может считать символом всего своего дальнейшего существования и развития великую мысль великого поэта человечества А. Пушкина, ставшую навсегда основой субстанциализма:
Да здравствует разум!
Да скроется тьма!
ЛИТЕРАТУРА
1. История экономических учений. ч.1: Учебное пособие/Под ред. В.А. Жамина, Е.Г. Василевского. - М., Изд-во МГУ, 1989.
2. Афанасьев Г.П. Субстанциализм. - Ташкент: СЦНТУ «СПУТНИК», 1991.
3. К. Маркс. Капитал. т.1 - т.4: Госполитиздат, 1963.
3.1 Архив Маркса и Энгельса, т.II (YII). - Закон стоимости. Политическая экономия: Словарь/Под ред. М.И. Волкова и др.-3-е изд. доп. - М.: Политиздат, 1983.
3.2 К. Маркс. Критика Готской программы. М., Политиздат,1984.
3.3. К. Маркс и Ф. Энгельс. Фейербах, противоположность материалистического и идеалистического воззрений. М., 1966.
3.4. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1,2,13,20.
4. Е. Бем-Баверк. Основы теории ценности хозяйственных благ. «Прибой», 1929.
5. В.И. Ленин. Полн.собр.соч.,т.4, 15, 29.
6. В.В. Потапов. Модификации теории полезности. М., Мысль, 1984.
7. М.С. Орынбеков. Проблема субстанции в философии и науке. «Наука» Казахской ССР, Алма-Ата, 1975.
8.Идеалистическая диалектика в ХХ столетии: (Критика мировоззренческих основ немарксистской диалектики)/ А.С. Богомолов, П.П. Гайденко, Ю.Н. Давыдов и др. - М.: Политиздат, 1987.
9. Материалистическая диалектика. Законы и категории. Ташкент, 1982.
10. П.В. Алексеев, А.В. Панин. Диалектический материализм. М., 1987.
11. Кедров Б.М. Заключительные слова. - «Диалектика и современное естествознание». М., Наука, 1970.
12. Материалистическая диалектика: краткий очерк теории. П.Н. Федосеев, И.Т. Фролов, В.А. Лекторский и др.,М.,1980.
13. В.Ф. Цага. Критика современных антимарксистских теорий стоимости. Лениздат, 1959.
14. А.Г. Худокормов. Подмастерья реакции. М., 1985.
15. Известия. 27.09.87.
16. А. Эйнштейн. Физика и реальность. «Наука», М., 1965.
17. В.А. Амбарцумян, В.В. Казютинский. Диалектика познания эволюционных процессов во вселенной. - Вопросы философии, 1981, N4.
18. А. Ципко. Хороши ли наши принципы? - Новый мир. 1990, N4.
19. А. Ципко. Год правды о России. - Труд. 04.01.94.
20. А. Яковлев. Искать идеологию не надо, она есть, она - в свободе. - Труд. 11.04.97.
СОДЕРЖАНИЕ
I. ЗАКОН СТОИМОСТИ
1. Введение
2. Субстанциальные критерии истины
3. Научное значение субстанции стоимости
4. Критерии субстанции стоимости
5. Источник стоимости
6. Субстанция стоимости
7. Частные субстанции стоимости
8. Виды хозяйственной деятельности как частные субстанции стоимости
8.1. Хозяйство Робинзона
8.2. Рыночное хозяйство
8.3. Плановое хозяйство
9. Закон стоимости
II. СУБСТАНЦИАЛИЗМ – НАУЧНОЕ ОСНОВАНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ
1. Примат всеобщего – исходный принцип субстанциализма
2. Кризис мировоззрения в ХХ веке
Примат ОМБ
Примат плюрализма
Примат идеологии
Примат монополии ошибок
3. Решение проблем общества – кратчайший путь признания субстанциализма
Ликвидация субстанциальной безграмотности
Субстанциальная экспертиза действующих норм общества
Субстанциальная экспертиза новых норм общества
4. Зашита субстанциализма
5. Субстанциализм – научный итог социалистического эксперимента
6. Субстанциализм – высшее научное достижение ХХ века и всей истории цивилизации
ЛИТЕРАТУРА